А. Кострюков: «Был и Воропаевым, и Сталиным»

Во второй части интервью великий советский наставник и член ХК "Легенды хоккея" Анатолий Кострюков рассказал, как стал прототипом фигурки на Кубке страны, почему не боялся Василия Сталина и за что ему давали необычные прозвища в "Крыльях" и "Медвешчаке".

"Раз Михалыч на крышке, Кубок будет наш"

– Вы ведь были и обладателем первого Кубка СССР. Причем, не только обладателем, но и прототипом хоккеиста, изображенного на его крышке.
– Кубок СССР уже стартовал, команды играли матчи, когда в управлении хоккея Спорткомитета СССР решили, что нужно создать достойные трофей. В том управлении был тогда Юрий Никитич Бажанов, который почему-то направил людей именно в нашу команду. Приходят на тренировку мужчина и женщина, обращаются к нашему тренеру Егорову, спрашивают, где Кострюков. Пусть, говорят, позирует, а мы сделаем фигурку на кубок.

Мужчина говорил: встаньте так, встаньте эдак. Женщина делала эскизы. Длилось все это минут десять. Уже тогда Валя Захаров, мой партнер по команде, сказал: "Раз Михалыч на крышке, Кубок будет наш". И действительно: мы вышли в финал и выиграли у ВВС.

– Помните ход того матча?
– Помню, что мы проигрывали 1:3, потом сравняли, а при счете 3:3 я забросил победную шайбу. Тогда в составе "военных летчиков" играл великолепный Бобров. И на следующий год мы вышли в финал, но на этот раз уступили – 5:6. Так что этого кубка у меня теперь нет – приз был переходящий.

– Узнавали себя в той фигурке?
– Какой там! Маленькая фигурка с клюшкой. Как можно понять, похож – не похож? Любого поставь – будет одно и то же.

– В тех финалах не давил на вас факт, что командой ВВС, по сути, руководил сам Василий Сталин?
– Если вы о судействе, то давления Василий не оказывал. Разве что сами судьи, не желая расстраивать такого человека, могли где-то не заметить нарушение, где-то решить спорный момент в нужную сторону, но очевидно, что никаких указаний душить всех соперников ВВС у арбитров не было. Он ведь тогда совсем молодой был, хоккей обожал, у него азарт был – хотел выигрывать по спортивному принципу. На трибунах всегда был самым заметным, болел за команду здорово, яростно.

А победить подопечных Сталина мы не боялись. Тогда понятно было, что победителей не судят. Это скорее самим "летчикам" следовало бояться гнева после поражений.

– В ваше время у всех московских команд, кроме "Крылышек", были высокие покровители. Тяжело было в таком соперничестве?
– Пожалуй. ЦСКА – это армия, "Динамо" – КГБ и МВД, ВВС – понятно кто. "Крылья Советов" же – обычная профсоюзная команда, школа коммунизма. Тем не менее, стабильно выигрывали медали, стали и чемпионами.

– Амуниция того времени была кустарной?
– В первый и второй годы – точно. Самодельные щитки, велосипедные шлемы, коньки из русского хоккея. Но впоследствии страна закупила экипировку за границей, не очень качественную, но уже настоящую, а после и вовсе мы сами стали производить амуницию.

"Умение открывать таланты – мое несчастье"

– Расскажите, как стали тренером. Вас ведь уже в качестве игрока часто оставляли руководить командой, если наставник в отъезде.
– Да, Егоров в "Крыльях" оставлял меня за главного, хотя были в команде хоккеисты постарше. Видимо, доверял мне больше. К тому же у меня удивительным образом складывались отношения со всеми ребятами. Они меня уважали, относились ко мне по-товарищески.

– Уже тогда понимали, что станете тренером?
– Да нет, кто же это понимает. Я был игроком в самом разгаре, и в голову не брал.

– Некоторые еще во время игровой карьеры принимают решение: ведут конспекты, внимательно слушают тренера.
– Я ничего не записывал. Мужчина средних лет, здоровый, куда мне спешить? Всему свое время: когда надо было играть – я играл, когда пришла пора тренировать – взялся за это.

– И добились успеха. Список игроков, открытых вами в "Локомотиве" и "Тракторе", впечатляет: Михайлов, Зимин, Бабинов, Макаров, Стариков, Виктор Якушев...
– Секрета в поиске будущих звезд у меня не было. Это не какой-то дар или безумное везение, а будничная тяжелая работа: выстраивание отношений, правильный подход к каждому игроку. Тут ведь главное найти баланс. Ты не должен быть товарищем игроку – он не будет тебя слушать. И диктатором быть не должен – можно перегнуть палку, с давлением не всякий справится. Нужно быть руководителем команды, не больше и не меньше.

– И при таком, казалось бы, нехитром подходе люди в ваших руках начинали быстро прогрессировать.
– С одной стороны, это хорошо. С другой – это мое несчастье. Молодые ребята вырастали – их тут же растаскивали по другим командам. Поэтому я из "Локомотива" ушел. Просто надоело пополнять "Спартак", ЦСКА и "Динамо". Поехал в Челябинск, прошло три года – и опять та же картина. Уж не хочу в очередной раз рассказывать, как Сергея Бабинова у меня украли – прямо на вокзале забрали, без вещей. Известная история.

– Поэтому и закончили тренерскую карьеру в клубах?
– Да, наверное, это главная причина. Потом я много работал в сборных командах. Во второй сборной и в молодежке моим помощником был Игорь Тузик, нынешний вице-президент ФХР. В 1983-м мне дали молодежную команду, и с первой попытки мы выиграли мировое первенство. С чехословаками был непростой матч, завершился со счетом 4:3, а в остальном мы всех переиграли уверенно. Немцев – так и вовсе 12:0.

Затем я молодежку оставил – передал бразды правления Дмитриеву. Пять лет спустя, правда, снова вернулся, но на этот раз удача от нас отвернулась: проиграли канадцам и взяли только серебро.

Функционерская карьера тоже получилась успешной. Пригласили в Спорткомитет СССР, который создал специально под меня новую штатную единицу. Чем занимался? На тренировки сборных команд приходил, смотрел на игроков, давал рекомендации.

– То есть, были консультантом?
– Можно и так назвать. Потом был тренером сборных команд, начальником управления хоккея в спорткомитете, а как стукнуло 60 лет – ушел на пенсию.

"Вернуться в Хорватию помешал расстрел Белого дома"

– Как вас отыскали югославы?
– Сам не понимаю. Видимо, были у них люди, следившие за нашими тренерами. Связались со мной, пригласили в загребский "Медвешчак". К тому времени у меня уже была пенсия с персональным окладом, поэтому просто так поехать я не мог. Пришлось спрашивать разрешения у спортивного руководства: "Так и так, приглашают в Югославию". В спорткомитете сразу говорят: "Поезжай". Так я оказался в Хорватии.

– На каком уровне тогда находился хорватский хоккей?
– Страна для хоккея, конечно, экзотическая, но интерес там проявляли большой, меня даже на улицах узнавали. Поэтому они так быстро стали расти. И учиться они любили. Я поехал туда работать с "Медвешчаком", а по окончании сезона, когда югославская сборная должна была ехать на первенство Европы, где играли шесть команд, включая неслабые Германию, Польшу и Францию, меня попросили ее возглавить. Тогда мы приехали в Париж и заняли первое место.

– Сама Хорватия чем-то впечатлила?
– Прекрасная страна. На местных пляжах я, конечно, не отдыхал, в отпуск каждый год ездил на родину, но Загреб и без того красивый город. С языком тоже все было просто. Хорватский язык – что-то вроде украинского или белорусского, если приноровиться – почти все можно понять. После первого года уже спокойно общался, теоретические занятия проводил. К тому же за это время и ребята успели русский выучить.

– И все же надолго вы там не задержались.
– Мог бы и дольше, но на пути опять встало колесо истории. Три года отработал, потом вернулся в Москву, а через четыре дня застал расстрел Белого дома. Мне хорваты новый контракт предложили, но соглашаться я уже не рискнул. Со дня на день ждал новой войны. Пошел в югославское посольство, сказал, что из-за обстановки в стране выехать не могу.

– Но в "Медвешчаке" вас не забыли.
– Еще бы, меня вместе с Виктором Крутовым и в хорватский Зал славы включили. Построили новый дворец, и там этот Зал разместили. В прошлом году меня пригласили в Загреб на открытие сезона, но кардиолог отсоветовал лететь.

Однако они не отказались от идеи: позвонили в КХЛ, попросили сделать со мной видео-поздравление, и на большом экране показали его трибунам. Последняя фраза была такая: "На лед для символического вбрасывания приглашается Виктор Крутов!". И тут выходил прилетевший Витя и вбрасывал шайбу.

Через какое-то время после этого матча ко мне приехал президент "Медвешчака" и привез сувениры: шарф, свитер, кепку. После вас, говорит, были у нас тренеры из Чехословакии, из Канады, но с вами они не сравнятся.

– Сказывалась советская школа?
– Видимо, так. Дисциплину я в команде поддерживал жесткую. А то ведь в первый год то опоздает кто-нибудь, то вовсе тренировку пропустит, то на матч подтягивается не спеша, как болельщик. Куда это годится?

– Как с этим справлялись?
– Раз предупредил, два, а на третий – беру провинившегося в охапку и к начальнику команды, объясняться. И дисциплина стала прекрасной. Поначалу им было тяжело, а потом привыкли и три года подряд побеждали в чемпионате. Но за жесткость дали мне прозвище "Сталин". Порядок, мол, навел, как в нашем хоккее.

– Кстати, о прозвищах. Вас еще в "Крыльях" называли "Воропаевым"…
– Это Валька Захаров придумал, заводной был парень. В то время популярность имела книжка "Счастье" Петра Павленко, а Воропаев – ее главный герой. Тяжелой судьбы человек: ушел в армию воевать с немцами, а семья попала в оккупацию. Возвращается: деревня разрушена, семьи нет, ради чего жить? Но взялся за ум, остался в деревне и сразу завоевал уважение. Его избрали председателем колхоза, и он вроде как поднял хозяйство.

В 50-х фамилия "Воропаев" стала нарицательной. Обозначала ответственного, важного человека, организатора. Вот и я, наверное, пользовался в команде определенным авторитетом.

– Сейчас за хоккеем следите?
– По телевизору-то я смотрю, но на матчи уже не выбираюсь. Мне Виктор Тихонов постоянно говорит: "Надо ходить". А я ему: "Ну куда ходить? Ты моложе меня, а как подойдет дело к 90, сам поймешь, как это тяжело". Знаю, что он лежит сейчас в больнице. Надеюсь, что все с ним будет хорошо.

– Вы выглядите очень крепким.
– Держусь пока, держусь. На прогулки выхожу, стараюсь быть в движении. Хотя кардиолог ко мне постоянно приходит, сердце уже не то. Каким бы хорошим ни был автомобиль, если у него большой километраж, мотор срабатывается.

– В чем секрет долголетия?
– Даже не знаю. Я никогда в жизни не курил. Вспоминаю сейчас всех куривших ребят, и понимаю, что они, конечно, раньше уходят. Кто много пил – тоже. А я только по праздникам рюмку-другую. Так и дожил до девяноста.