А. Кострюков: «Чтобы изменить возраст, залил метрики кислотой»

А. Кострюков: «Чтобы изменить возраст, залил метрики кислотой»

Анатолий Кострюков, великий тренер московского "Локомотива", "Трактора" и "Медвешчака" и член ХК "Легенды хоккея", рассказал, как работал без выходных во время войны, собирал летающие крепости, пытался изменить возраст и играл в футбол плечом к плечу с басками и Симоняном.

Анатолий Кострюков, великий тренер московского "Локомотива", "Трактора" и "Медвешчака" и член ХК "Легенды хоккея", рассказал, как работал без выходных во время войны, собирал летающие крепости, пытался изменить возраст и играл в футбол плечом к плечу с басками и Симоняном.

"Собирал летающие крепости, даже за штурвал держался"

– Вы росли во время войны…
– В то время я работал на авиационном заводе, выпускавшем штурмовики Ил-2. Это была огромная бронированная машина, настоящая летающая крепость, которую невозможно сбить.

– Сами за руль штурмовика не садились?
– Садился! Я работал в сборочном цеху, собирал части самолета – так называемые "узлы". Вот и приходилось время от времени забираться в кабину из плексигласа (она называлась "фонарь пилота"). Даже за штурвал держался. Машины, повторюсь, невероятного размера, ангар в четыре футбольных поля.

– На своем заводе вы уже в 19 лет стали мастером участка…

– Дело было вот как. В 1940-м я поступил в Московский энергетический техникум, закончил первый курс – тут война. Через полмесяца приходит извещение, что надо явиться в техникум и забрать документы в связи с эвакуацией. Сентябрь, мне 18-ти еще нет, а я пошел на авиационный завод, сначала в качестве ученика, а после стал и мастером – я быстро прогрессировал, получал разряд за разрядом.

Руководить пришлось командой из 12 человек, не считая практикантов-ремесленников. До сегодняшнего дня не могу понять, как мне, совсем еще подростку, удавалось сохранять хорошие отношения с подчиненными, многие из которых были старше моего отца. Наверное, моя игра за футбольную и хоккейную команды сыграла свою роль – люди меня уважали.

– Вы были совсем молодым…
– Да что говорить – мальчишка. Даже еще не женатый.

– Но уже думали жениться?

– Женился я сразу после войны, в 1946-м. Познакомился с Лидией случайно, в заводском клубе. Ее отец работал на этом же авиационном заводе. Она окончила педагогический институт, всю жизнь работала учителем русского языка и литературы, потом завучем, затем поднялась до инспектора гороно. Всегда была такая ответственная, серьезная, умница во всех отношениях… Мне просто повезло. Мы прожили вместе больше 60 лет, а шесть лет назад она умерла. Теперь каждый день ее вспоминаю.

– У вас, я знаю, есть дочь.
– И даже взрослая внучка – ей 39, она живет со мной в квартире, помогает.

"Сталинград был похож на свалку камней и металла"

– Чем вам запомнилась война?
– В Москве, конечно, не было линии фронта, но в прифронтовую полосу она входила. В какие-то моменты боевые действия велись в ста километрах от города, а где-то и ближе. Москва по ночам погружалась во мрак. На улицах не было электрического света, а окна домов завешивали одеялами. Охрана ходила и проверяла – нельзя было, чтобы враг видел источники света, боялись бомбардировок.

Темень страшная, особенно осенью, когда солнце садится рано, по улице идти было невозможно. Каждый вечер одна картина: как только темнеет, слышишь "у-у-у" – летят бомбардировщики. Артиллерия начинает стрелять, осколки летят сверху вниз, треск от пушек стоит невыносимый, но нет-нет, немцы где-то и бросят бомбу. Все время держали в напряжении. День за днем, день за днем… Обстановка была страшная. Я и теперь иногда вспоминаю – жутко становится.

– Виктор Шувалов, олимпийский чемпион 1956 года, рассказывал, что во время войны тоже работал на заводе, и его единственной мечтой было – поспать. Вы тоже не высыпались?
– Еще как! Заводы работали круглосуточно. Смена – 12 часов, неделю ночью, неделю днем. Выходных и отпусков нет. И так все четыре года. Но Челябинск, где работал Шувалов, хотя бы не бомбили, а Москву – все время.

Думая об этом времени, я удивляюсь, как мы все выдержали. Была карточная система, жили впроголодь. На день рабочему на тяжелом производстве выделялось 800 граммов хлеба и немного крупы. Сейчас как сон это вспоминаю…

– Отец в это время воевал?
– Его призвали в 1942-м, а через два года он погиб в Западной Белоруссии, там же и был похоронен. Нам пришло только извещение. Он служил в артиллерии, наблюдателем-дальнобойщиком, расчеты делал. Видимо, во время ответной бомбежки их и накрыло. До конца войны оставалось не так уж и много.

– Вы рассказывали, что на свои первые сборы в Сочи ехали через разрушенный Сталинград…
– Да, это был 1946-й. Мы ехали в пригородах Сталинграда, страшное было зрелище. Похоже на свалку камней и металла. Все разбито, разрушено, закоптилось от дыма. Даже странновато было по этим руинам ехать на футбол. Но сейчас понимаю, что это было правильно, страна возвращалась к жизни после войны, во многом и через спорт.

"К футболу способности были средние, не то что у Симоняна"

– Как вы пришли в спорт?
– Если начинать, то с детских лет. Сначала стал футболистом. Я жил рядом со стадионом Юных Пионеров, напротив "Динамо". Обычно там отбирали мальчишек со всей Москвы. Давали задание – сыграть два тайма по 15 минут, самых способных – в школу. Потом подошла зима, я стал играть и в русский хоккей. Тогда в секции принимали только в определенном возрасте: в футбольные и хоккейные – с 13 лет, во всякие волейболы-баскетболы – раньше. Считалось, что к серьезным нагрузкам организм в том возрасте не готов. Это сейчас и в 10 лет-то уже, наверное, поздно начинать…

Я пытался попасть в футбольную секцию на год раньше. Ребята во дворе подговорили: возьми, мол, метрики, и серной кислотой последнюю цифру залей, потом напишешь другую. Я послушал. На документах все расползлось, я в слезы, сказал маме – та ругалась, но все же пошла менять метрики. На следующий год отбор по новой, но я все же стал футболистом.

В 1944-м стали проводить первенство Москвы среди клубных команд, я играл за завод и в футбол, и в хоккей. Через год меня взяли уже и в "Крылья Советов", в футбольную команду мастеров.

– К футболу у вас были большие способности?
– Скорее, средние. К нам в команду приехали Никита Симонян и Леша Парамонов – вот это были мастера, я все же вряд ли мог бы стать футбольной легендой.

В 1946-м из центрального совета ДСО "Крылья Советов" пришло письмо в министерство авиационной промышленности о моем переводе в футбольную команду. И через полмесяца мы поехали на сбор в Сочи. Тогда все выезжали на сборы в южные города. Тренером у нас был Абрам Дангулов, именно он привез из Сухуми Никиту Симоняна, который впоследствии стал легендой "Спартака".

Когда отмечали мой 60-летний юбилей, все трое собрались у меня, поздравляли. У нас сложились дружеские отношения.

– Вы долгое время играли в футбол и русский хоккей. Переход на "шайбу" дался легко?

– Так все тогда переходили, у меня преимуществ не было. Большой трудностью было разве что отсутствие инвентаря. У коньков для хоккея с шайбой лезвие дугообразное, и заточка идет посередине, как в фигурном катании. В "шайбе" маневренности больше, а русский хоккей – прямолинейная игра, можно разбежаться. Но играть приходилось в неподходящих коньках.

В 1948-м году футбольные "Крылья" из Москвы решили расформировать – посчитали, что для спортивного общества двух команд высшего дивизиона слишком много. По итогам матча второго круга между московской и куйбышевской дружиной должен был определяться единственный выживший. Мы поначалу вели в счете, но ребята из Куйбышева забили в ответ, а поскольку они в первом круге выиграли – оставили их. Повернись все иначе, глядишь, были бы сейчас московские, а не самарские "Крылья" в чемпионате России.

Ведущих игроков той команды, в том числе и меня, решили перевести в другие клубы, в первую очередь – в "Торпедо", поскольку оно представляло профсоюзы. Николай Григорьевич Энтин, председатель центрального совета ДСО "Крылья Советов", начал меня уговаривать: "Зачем тебе идти в "Торпедо"? Там будет большой отбор. У нас хорошая молодая хоккейная команда, переводись туда". В итоге уговорил: с футболом я закончил, остался в хоккее.

Жалко, на самом деле, футбольная команда была очень неплохая: Симонян, Коршунов, Федоров, прекрасные баски Руперто Сагасти и Агустин Гомес.

– Даже баски?
– Мы их, конечно, испанцами называли, не разбирались особо. Первого в Союз вывезли еще ребенком, в самом начале гражданской войны в Испании. Второй успел поиграть в юношеской сборной Басконии, был ее капитаном. В итоге оба остались в СССР.

– Вы о своем решении потом не жалели?

– Нет, зачем? В футбольном "Торпедо", объективно оценивая свои возможности, я бы, может, и не сумел закрепиться, а в хоккее нашел себя и в итоге даже стал чемпионом страны. Когда "Крылья" взяли свой первый титул, мне было всего 33 года, но я уже решил стать тренером и закончил игровую карьеру.

Продолжение следует…