Холодная война на льду - 10

Холодная война на льду - 10

Форвард № 17 удивлял, гипнотизировал, раздражал. Средний рост советских нападающих был существенно ниже канадских показателей...

          

Если и был у холодной войны на льду символ, то его звали Бобби Кларк. Если и существовала в ходе сражений цель, которую следовало поразить, то она называлась Валерий Харламов.

Наш выдающийся форвард забросил за время всей суперсерии всего три гола. Потому что после того, как он в первой же игре отличился, причём необычайно эффектно, канадцы держали и прикрывали именно его, и Харламов зарабатывал очки результативными передачами. Персонально к нему был прикреплён Рон Эллис, потом Бобби Кларк повредил Харламову лодыжку, «вырубив» его до конца серии. (К этой истории мы позже ещё вернёмся.) И вообще, как говорил потом тот же Эллис, «этот уровень нашей агрессии был незнакомой территорией для русских». Получается, что своими великолепными голами во втором периоде первой игры Харламов чуть ли не подписал сам себе приговор. Причём на долгие годы вперёд. За ним всегда велась самая настоящая охота.
Холодная война на льду — 7

Форвард № 17 удивлял, гипнотизировал, раздражал. Средний рост советских нападающих был существенно ниже канадских показателей — в среднем 175 сантиметров (Мальцев, Блинов, Викулов, Михайлов, Мишаков, не игравший в серии Фирсов). Рост Харламова — 174 сантиметра при весе 78 килограммов, ниже на сантиметр был только Евгений Зимин. Что и приводило в ярость — как этот невысокий хоккеист с несколько отрешённым лицом ухитряется сосредоточенно объезжать защитников-великанов и прочно стоит на ногах даже тогда, когда его встречают всем корпусом?

Харламов был загадкой. Он не был похож на стандартного русского. Он играл с отсутствующим видом, как будто что-то сочинял в уме. Защитники не могли угадать направление движения советского форварда — его пластика была обманчивой. Так было, когда он забросил свою первую шайбу в первой игре суперсерии-1972. Очень похожий гол, проскочив между двумя оцепеневшими защитниками, Харламов забил в ворота Джерри Чиверса в первой игре с ВХА в сентябре 1974-го. То же самое он сделал в матче ЦСКА — New York Rangers 28 декабря 1975 года.

Тогда не было нынешних дикарских ритуальных танцев после забитых голов — хоккеисты просто безыскусно радовались. Но, забросив шайбу, Харламов не выражал никаких эмоций, как правило, даже не улыбался. Как будто просто сделал часть своей рутинной работы. Разумеется, это олимпийское спокойствие олимпийского чемпиона тоже выводило из себя соперников.

За это Харламова били. В шестой игре суперсерии-1972 в Москве он сначала «получил» от защитника из Detroit Red Wings Гарри Бергмана, в миру — благотворителя, безупречного семьянина и прихожанина церкви, а на площадке — злобной лысой фурии, похожей на шкаф-купе. А затем состоялся «исторический» удар по лодыжке, который произвёл Бобби Кларк, внешне напоминавший проголодавшегося вампира — на искажённом гневом лице хорошо были видны два клыка в отсутствие передних зубов. Кларк устанавливал пока ещё незнакомый даже НХЛ стиль «уличных хулиганов», который станет торговой маркой Philadelphia Flyers, будущего законодателя мод — жестокости — в канадском хоккее и обладателя Кубка Стэнли. По этой проторенной дорожке Кларка пойдёт в суперсерии-1974 Рик Лей, который просто изобьёт Харламова до крови в шестом матче, а затем и Эд Ван Импе в игре ЦСКА — Philadelphia в январе 1976-го, который уложит лучшего советского нападающего на лёд так, что тот потеряет сознание. Именно после этого эпизода тренер армейцев Константин Локтев в знак протеста на время уведёт свою команду с ледовой арены…

Удивительным образом, превозмогая боль после удара Кларка, Харламов доиграл шестую игру суперсерии-1972. Валерий Борисович был не просто спортивным гением, он обладал поразительными человеческими качествами: когда в 1974-м Рик Лей пришёл извиняться перед ним, Харламов немедленно принял эти извинения, сказав, что между хоккеистами такое бывает. А чего стоило ему выйти на последнюю игру суперсерии-1972 — с разрывом мягких тканей и гематомой!

Кларк ещё отличится не раз, но особенно эффектным окажется его расчётливо подлый удар локтем в лицо Франтишеку Поспишилу во время товарищеского матча в Праге со сборной ЧССР после серии-1972. Тот матч не решал ничего, больше того, он стал своего рода акцией солидарности с чехословаками, ввиду того что они, по сути, чествовали канадского форварда-ветерана Стэна Микиту, по происхождению словака. Но 23-летний Кларк, до той поры не слишком известный и не сильно популярный даже на родине, показал всё, на что будет способен канадский хоккей в ближайшие несколько лет и что станет точить и разрушать его изнутри. Его мораль, его стиль, его смысл.

Позже станет известной и обрастёт мифами история о том, как второй тренер команды НХЛ Джон Фергюсон даст установку на «уничтожение» «этого сукина сына Харламова» и Бобби Кларк, обведя глазами раздевалку и своих коллег, решит, что это — его миссия. Из анализа самого эпизода можно сделать вывод: удар действительно был умышленным. Кларк потом говорил, противореча сам себе, что советский форвард зацепил его клюшкой, но Харламов в этот момент занимался обводкой, двигался очень быстро и отдавал пас назад — ему было не до Кларка. А пасы Харламова не менее важны для понимания его как игрока, чем знаменитые обводка и броски: при всём своём индивидуальном мастерстве это был тонкий коллективный хоккеист — такими свойствами наградила его природа и так учил Тарасов. Не случайно в суперсерии Харламов набрал 7 очков — и из них 4 за счёт голевых передач (а его 43 очка в предыдущем сезоне чемпионата СССР состояли из 26 голов и 17 передач). Анатолий Трасов писал: «…так искусно, так творчески и хитро, как делал это Харламов, пасовать никому не удавалось. Он влезал в самое игровое пекло, угрожая молниеносной обводкой нескольких соперников, создавая реальную опасность взятия ворот. Противники отчаянно наваливались на него всей кучей, пытаясь блокировать его, отнять шайбу или просто сбить с ног, и это освобождало от опеки партнёров Харламова. А он в какое-то мгновение скрытым, «кистевым» броском пасовал товарищу по команде, находившемуся в выгоднейшей голевой позиции».

…В игре возникла пауза. Кларк был удалён немецким судьёй польского происхождения Йозефом Компаллой, ещё одним врагом канадцев, на две минуты за удар клюшкой и на десять за недисциплинированное поведение. Кто ж знал, что он был достоин удаления до конца игры?

Возможно, Канада полюбила Харламова (а он отвечал ей взаимностью) ещё и потому, что он вёл себя как настоящий профессионал. В тогдашней НХЛ было принято не выставлять напоказ, а скрывать свою боль. «Травмы воспринимаются ими (профессионалами. — А.К.) как часть игры, — писал Кен Драйден, — и не дают повода изображать из себя жертв». Ровно это и продемонстрировал сдержанный и мужественный Валерий Борисович. Его фантастические уравновешенность и воля пригодятся на протяжении всей карьеры. И особенно тогда, когда он в 1976 году попадёт в автомобильную катастрофу и ногу ему будут собирать по частям. А потом он вернётся в большой хоккей и снова заиграет на уровне сборной, хотя и не восстановится окончательно.

Если честно, хоккей был по-настоящему интересен и притягателен, когда в него играли те, кто составлял костяк сборной в 1970-е. И прежде всего Харламов. В 1980-е были выдающиеся игроки. Но хоккей стал иным. «И что-то главное пропало». Смерть Валерия Харламова 27 августа 1981 года словно остановила часы хоккейной истории. Лично я потерял интерес к хоккею ещё в конце 1980-х и только недавно снова стал всерьёз следить за этой игрой — стали понятны и видны результаты того мичуринского скрещивания двух ветвей игры, которое продолжалось все 1970-е годы. Ну и падение железного занавеса, глобализация превратили канадскую игру в культурный коктейль. И — подумать только! — теперь в хоккей играют спортсмены, ни разу живьём не видевшие Харламова!

…Уже потом Кларк скажет легендарную фразу: мол, если бы я не работал клюшкой как двуручником, то так бы и остался в местечке Флин-Флон, Манитоба. (Дискуссии на тему допустимого/недопустимого в хоккее, в том числе и в парламенте Канады (!), состоялись по поводу Рика Лея.) У нас эта фраза неизменно переводилась как «куковал бы в деревне Флин-Флон». Но Флин-Флон не деревня. Это городок на границе Саскачевана и Манитобы, десять часов на автобусе на север от Виннипега. Отец Кларка был шахтёром. И сам он был шахтёром, а после смены играл в жёсткий и самоотверженный хоккей за команду Flin Flon Bombers. Играл, преодолевая диабет и спровоцированную им близорукость. Как когда-то Харламов в подростковом возрасте играл, преодолевая болезнь сердца, осложнение после ангины…

Весной 1969 года Кларка едва не отобрала в свой состав непобедимая команда Montreal Canadiens. Танцы вокруг него шли и со стороны филадельфийских «лётчиков», но были и серьёзные сомнения: как он сможет играть со своим диабетом. Но уж очень хорош был парень — ведь Кларк действительно умел прежде всего играть в хоккей, а уже затем драться. Юного Бобби кормили плотными завтраками, шоколадом, поили кока-колой с растворёнными в ней несколькими столовыми ложками сахара — лишь бы играл, избегая приступов. Скотти Боумен, легендарный тренер Canadiens, потом скажет: «Если бы у меня был Кларк, мы бы выиграли не четыре, а шесть или семь Кубков Стэнли подряд».

За три года он превратился в лидера команды. На него сделал ставку новый тренер Flyers Фред Шеро, ставший легендарной и весьма противоречивой фигурой в истории хоккея. У Шеро был идол — Анатолий Тарасов. Шеро изучал советский хоккей и, например, первым перенял игру пятёрками с неизменяемым составом. Но был он законодателем мод и в ином смысле: тренер просил своих хоккеистов играть в агрессивный хоккей («Находите кратчайший путь к тому, у кого шайба, и подъезжайте к нему в плохом настроении»). Они, судя по всему, понимали это по-своему, и хоккей в Канаде после 1972-го и как минимум до середины 1970-х превратился из жёсткой игры в жестокую. «Лётчики» деморализовывали своей грубостью, хотя было у них и мастерство.

Сочетание этих двух свойств позволило им разрушить монополию монреальцев и выиграть Кубок Стэнли — это было торжество грубости над стилем (так потом охарактеризуют чудовищный матч Flyers и ЦСКА 11 января 1976 года, когда команда Шеро обыграет наших со счётом 4:1). Их жестокости стали подражать другие — инфекция с беззубой физиономией Кларка и усами Дэйва «Молота» Шульца распространилась по всей НХЛ. Наступили «тёмные времена» канадского хоккея: в сезоне-1972/1973 «лётчики» были больше похожи на налётчиков — они заработали 1756 минут штрафа! При этом, надо отдать должное Кларку, он стал вторым в списке бомбардиров и был признан самым полезным игроком лиги, получив Hart Trophy.

Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ, угрожал владельцам Flyers разнообразными санкциями. Но им было наплевать — команда поймала волну и уже сама её, эту самую волну, гнала. В 1975 году Бобби Кларк скажет журналу Sports Illustrated: «Давайте посмотрим правде в лицо: больше людей приходит посмотреть на Дэйва Шульца, чем на Бобби Орра… Люди хотят наблюдать за жестокостью». Он был совсем не глуп, этот шахтёр с диабетом из местечка Флин-Флон, Манитоба, десять часов езды на север от Виннипега…

В этой игре было несколько драматургических узлов. И лишь один их них — сюжет с фразой Фергюсона о том, что «кто-то должен взять на себя Харламова» (someone to take care of Kharlamov).

Второй узел — это победа Кена Драйдена над самим собой, а значит, над русскими. После засушливого лета 1972 года вторая половина сентября в Москве выдалась какой-то совсем уж по-октябрьски холодной. Прогулки Драйдена с женой Линдой по неприветливой Красной площади закончились тем, что он простудился. И, соответственно, совсем потерял надежду на то, что ему суждено выйти на лёд «Лужников». Фергюсон справился о его здоровье и как-то походя заметил, что, мол, главное, чтобы Кен чувствовал себя в своей тарелке завтра, во время шестого матча с Советами. Для вратаря эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. На самом же деле здесь был тонкий психологический расчёт тренеров — на быструю шоковую мобилизацию Драйдена. Фил Эспозито говорил: «Напряжение было такое, что ни один из вратарей не был способен сыграть две игры подряд». Значит, Тони Эспозито должен был уступить место неудачнику первой части серии Кену Драйдену, звезде Montreal Canadiens, вратарю, больше всего на свете боявшемуся именно русских хоккеистов.

Драйден мобилизовался и поэтому сыграл на своём уровне, став, наряду с защитником Бергманом, самым ценным игроком канадской сборной в этой игре: «Каждый раз, отражая шайбу, я испытывал чувство победы. Я всё больше и больше верил в свои силы».

Ворота сборной СССР, как всегда, защищал Владислав Третьяк. Матчи были настолько ответственными, что тренеры побаивались доверить ворота запасным, как это делалось на минувшем чемпионате мира в Праге, когда на площадку четыре раза выпускали Владимира Шеповалова из СКА (Ленинград). В московской части серии в запасе числился Александр Сидельников, будущий главный дублёр Третьяка. Но по каким-то причинам — и этот факт потерялся из поля зрения историков хоккея — запасным в шестой игре стал Александр Пашков из «Динамо» (Москва), который отыграл в сборной вторым вратарём на Олимпиаде в Саппоро в том же 1972-м. Канадская запись встречи запечатлела его разминающимся перед третьим периодом — с номером 26 на спине (то есть это был свитер не игравшего в Москве Паладьева) и в синих динамовских трусах: видать, сидельниковские ему не подходили — Пашков был выше аж на 7 сантиметров, а ещё одних красного цвета не было. Когда-то он был конкурентом Третьяка в ЦСКА, будучи старше его на шесть лет, и именно потому, что Тарасов сделал ставку на юного самородка, оказался в «Динамо», причём первым вратарём. Его карьера была удивительной — 20 сезонов! Он закончил играть в 38 лет, в 1982-м, почти одновременно с Третьяком, начав восемнадцатилетним в 1962-м. А в сборную попал после долгого перерыва уже… 34-летним, став чемпионом мира — 1978 и играя в чемпионате СССР в «Химике»: его игра в выставочном матче с Montreal Canadiens заворожила Виктора Тихонова и он взял ветерана в национальную команду.

Считалось, что в этой игре слабее обычного сыграл Третьяк. 83 секунды, в течение которых Халл, Курнуайе и Хендерсон забросили три подряд шайбы, стали для него кошмаром. Но этот драматургический узел относится к категории спортивных чудес, хотя и спровоцированных неряшливой игрой защиты. Так бывает в хоккее, так бывает в любых игровых видах спорта.

В этой игре завязался ещё один сюжет: отношения канадцев и двух немецких судей — Йозефа Компаллы и Франца Баадера, — которые страшно раззадорили энхаэловцев избыточными или якобы избыточными удалениями. 29 минут штрафа — это не шутка. Но канадцы, во всяком случае по европейским меркам, их заслужили. Другое дело, что чем чаще их удаляли, тем больше они ожесточались.

Компалла — бывший известный польский хоккеист, потом игравший в Западной Германии, да так в этой стране и оставшийся. Он отсудил две суперсерии, три Олимпиады, 12 чемпионатов мира, всего 2019 матчей. В интервью журналу «Pro Хоккей» судья рассказывал: «…я никогда не судил ничего более сильного по накалу страстей, чем суперсерия-72. Ни до, ни после. Те две игры в Москве (шестая и восьмая. — А.К.) были вершиной моей карьеры, моим звёздным часом рефери. Это были также самые трудные игры. Голова просто шла кругом. Всюду было движение. В то время я и представить не мог, что эти команды пишут хоккейную историю и определяют будущее хоккея. Канада вспомнила, что хоккей — командная игра, а русские научились играть в жёсткий хоккей».

Канадцы, обыгрывая фамилии немецких судей, после шестого матча стали называть их Baader and Worse, имея в виду, что один был хуже другого. Как бы то ни было, канадская сторона не хотела больше видеть Баадера и Компаллу, о чём и шли переговоры между официальными лицами. 25 сентября, на следующий день после встречи, Драйден записал в своём дневнике: «Тренировка проходит весело. Гарри, Ферги и Ал Иглсон отправились во Дворец спорта пораньше, чтобы обсудить с советскими представителями вопрос о судействе западногерманских рефери Йозефа Компаллы и Франца Баадера, судивших во время вчерашнего матча. После игры Гарри назвал их «самыми некомпетентными судьями, каких он только видел». Теперь мы хотим, чтобы русские ответили нам любезностью на любезность. Иглсон прямо заявил, что если русские, пользуясь своим правом, выставят на игру Компаллу и Баадера, то восьмую встречу мы проводить откажемся».

На седьмую встречу немцы действительно не были выставлены. Зато они судили восьмую. Но это уже другая, отдельная история, о которой подробный разговор пойдёт позже.



Йозеф Компалла работал в атмосфере, которую дружелюбной не назовёшь. На снимке Жан-Поль Паризе (правда, это уже восьмая игра) атакует ненавидимого канадцами судью. За мизансценой с искренним изумлением наблюдает Владимир Викулов — за такие фортеля в СССР отлучили бы от хоккея навсегда.

В этот вечер 24 сентября 1972 года Бобров и Кулагин не выставили в первом периоде тройку Михайлов — Петров — Блинов. Причудливые комбинации возникали в течение всей игры, стабильным оставался состав «детского звена» из «Крыльев Советов» Лебедев — Анисин — Бодунов. К Шадрину и Якушеву приставляли талантливого 20-летнего форварда из ЦСКА Александра Волчкова, который тоже так и не раскрылся в серии. И, кстати, будучи весьма стабильным игроком, проведшим всю карьеру в ЦСКА и СКА, после суперсерии-1972 призывался под знамёна сборной лишь на чемпионат мира 1973 года и на турнир на приз «Известий» в том же году.

У канадцев в состав вернулся сильнейший монреальский защитник Серж Савар, не был выставлен Фрэнк Маховлич. А игру сделала связка Кларк — Хендерсон, родившаяся прямо по ходу турнира (ветераны Хендерсон и Эллис с сомнением относились к молодому Кларку, но потом, мягко говоря, нашли с ним общий язык).

Собственно, в первом периоде хорошо выглядели не только они, но и Харламов с Мальцевым. Однако проблема была в том, что даже первое звено не смогло воспользоваться удалениями канадцев, скверно сыграв в большинстве. Часто ошибались защитники. Канадцы устроили прессинг по всему полю, и наши ничего не могли этому противопоставить. Игра канадской сборной становилась всё грубее, и, казалось, советские хоккеисты к этому, как ни странно, оказались психологически не готовы. Противоядия против немотивированной грубости не было.

В первом периоде было всего два удаления — Гарри Бергмана и Фила Эспозито, но оба разыграли живописные сцены. Бергман едва не ударил на скамейке запасных сидевшего рядом с ним «сторожа». Он вообще был одним из самых страстных и вспыльчивых игроков. Не говоря уже о том, что суперсерия для него, на тот момент уже 34-летнего защитника, была главным событием в жизни. Потом, уже после того, как «всё было кончено», он скажет: «Когда мы покидали лёд после последней игры, я остановился, чтобы бросить последний взгляд на этот старый сарай (так он квалифицировал Ледовый дворец в Лужниках. — А.К.). Я понимал, что никогда больше у меня не будет поводов для такой гордости и такого уважения к команде, которые я тогда испытал». Громилы иногда бывают чрезвычайно лиричны…

Эспозито, когда его удаляли, неоднократно «перерезал» себе горло характерным жестом, адресуя его Рагулину, хоккеисту ещё более корпулентному, чем он сам, — 103 килограмма Александра Павловича очень пригодились в столкновениях с лучшим канадским форвардом (ему было поручено держать Эспо). Но это было только начало большого спектакля, которым обернулась шестая игра.

Анатолий Владимирович Тарасов в книге «Совершеннолетие», увидевшей свет в конце 1960-х годов, писал: «Хоккей — игра не только красивая, но и мужественная.

И проявляется мужество в разных формах. Всё зависит от характера матча, от соперника. В одном случае надо сдерживаться, мужественно принимать все обиды и несправедливости, в другом — так же мужественно давать понять сопернику, что команда его не боится.

Думаю, что скоро, в ближайшие годы, состоится серия наших игр с профессионалами. Кажется мне, что скоро лопнет терпение профессионалов, что надоест им наша гегемония на официальный мировой престол. Должно же их в конце концов задеть, что русские, молодая по возрасту команда, бросили им открытый вызов.

К грядущим сражениям с чародеями шайбы мы готовимся не только в плане совершенствования своей тактики, техники, физической подготовки, но и в плане волевой, психологической настроенности, внутренней собранности. Каждый хоккейный солдат должен знать, что ждёт его впереди. Вот почему мы провели несколько соответствующих экспериментов во время турне по Канаде и в городе Калинине, где однажды сыграли по канадским профессиональным правилам с командой «Шербрук Биверс» — обладателем Кубка Аллана.

Это был нехороший матч, хоккеисты часто и много дрались. Это был грязный хоккей. Но мы оказались вынуждены провести этот эксперимент, чтобы канадцы не застали нас врасплох.

Перед будущими встречами мы будем настаивать, чтобы матчи эти проводились в рамках правил — в конце концов, и правила профессионалов не позволяют устраивать на поле побоища и драки. Там сказано лишь, что силовая борьба разрешена по всему полю. К такой силовой борьбе мы готовы. Но на всякий случай мы решили пойти навстречу канадцам и поиграть в этот грубый, ужасный хоккей».

В общем, подготовка к «грубому, ужасному хоккею» началась давно. И тем не менее к той степени агрессии, которая была проявлена в шестой игре, сборная СССР не была готова. Возможно, канадцев раззадорили частые удаления, и это сыграло против советской сборной. На мощнейший бросок Ляпкина, закончившийся отскоком от конька защитника и голом, канадцы ответил попытками драк и тремя голами: 5:13, 6:21, 6:36. Казалось, наши просто забыли, с кем играют. Канадцы наказывали за малейшие оплошности: Курнуайе забил гол, перехватив шайбу после вялой передачи, Хендерсон воспользовался не менее вялым выносом шайбы из зоны защиты Рагулиным, который просто подарил ему возможность гола. Несколько растерянным выглядел даже Третьяк.

Гол Хендерсона имел, как выяснилось, символическое значение. В последующих двух встречах его шайбы станут последними и решающими…

Бобров и Кулагин выпустили на площадку Петрова и Михайлова только к концу периода. Харламов играл, но, будучи травмированным Кларком, немного осторожничал; в какой-то момент его поставили даже в тройку с Петровым и Михайловым. А звено из «Крыльев» как-то в этой игре потерялось. Наиболее убедительно выглядели спартаковцы — одну шайбу отквитал любимец канадской публики Александр Якушев, которому ассистировали Ляпкин и Шадрин.

3:2 — таким был счёт после второго периода. Гарри Синден: «Фергюсон и я кричали так много, что ребята подумали, не сошли ли мы с ума. Мы знали, что делали… Мы разыгрывали спектакль». Игра растягивалась во времени благодаря театральным паузам, удалениям, выяснениям отношений. Тем не менее, по свидетельству Драйдена, психологического равновесия команда не обрела: в перерыве игроки вдрызг переругались. И тогда Синден продолжил спектакль: он задержал команду более чем на пять минут с выходом на площадку. Формальный мотив — неготовность льда, который действительно не устраивал канадцев: он медленно застывал после обработки в перерыве, а затем быстро начинал крошиться. Это видно даже на записи московской части игр — иногда кажется, что спустя пять минут после начала периодов хоккеисты играют в снегу.

Не привыкший терять время попусту, активно разминался Третьяк — его разогревал бросками с близкой дистанции Якушев. За то время, пока Синден держал команду в раздевалке, остыли не только лёд и канадцы, но и советские хоккеисты. Во всяком случае, третий период, закончившийся нулевым результатом, они провели с той долей спокойствия, которая свойственна командам, которые ведут в счёте.

Третий период, не в пример второму, прошёл почти без удалений и с редкими остановками игры. Советские тренеры продолжали судорожно тасовать звенья, как будто запутались в собственных игроках. Создавалось ощущение, что тот самый «грубый, ужасный хоккей», о котором писал Тарасов, окончательно деморализовал сборную.

Побеждал хоккей тарасовского «ученика» Фреда Шеро — грубость заставляет осторожничать. Ещё более наглядно это будет продемонстрировано в уже упоминавшейся игре 11 января 1976 года ЦСКА — Philadelphia, когда непобедимые армейцы, столкнувшись с необходимостью участвовать в боях без правил, проиграют со счётом 4:1.

                             

Обложка той самой дневниковой книги Синдена, фрагменты из которой появились в советской печати под заголовком «Хоккейное откровение». Хотя более точным был бы перевод «Решающее хоккейное противостояние»

Гарри Синден был доволен. Ситуация стала зеркальной по сравнению с началом суперсерии. Даже терминологически. В дневнике он запишет: «Мы развеяли большую часть русского мифа». Надо было знать характер этого тренера, который, приняв в 1966 году Boston Bruins, привёл команду Бобби Орра и Фила Эспозито в 1970-м к Кубку Стэнли. Потом у него наступил длинный перерыв в работе. Возможно, он был заинтересован в победе команды Канады больше, чем кто-либо другой: ту дистанцию, которую он прошёл в Бостоне за четыре года, здесь ему предстояло пройти за месяц. Хотя бы для того, чтобы потом, как это, собственно, и случилось, триумфально вернуться в Boston Bruins, на этот раз на пост генерального менеджера. Должность, которую он в результате занимал… 28 лет.

Продолжение следует...