Холодная война на льду - 6

Холодная война на льду - 6

Организация серии на финишной прямой...



3 сентября 1972 года было солнечным днём — таким, каким бывает в средней полосе России роскошное бабье лето, оправдывающее безысходную серость и слякоть последующих долгих, тонущих в ранних сумерках недель. 1 сентября, пятница, тоже было отмечено солнцем и даже, пожалуй, отсутствием рассветных заморозков, того самого, пастернаковского, ощущения: «…был утренник, сводило челюсти». 1972-й оказался последним годом, когда первоклашек облачали в мышиного цвета пиджаки и брюки, — уже приближалась эра синих костюмчиков с эмблемой книги на рукаве, которую было принято нещадно разукрашивать шариковой ручкой. Мы с моим лучшим другом, будущим спортивным комментатором канала «НТВ-Плюс» Мишей Мельниковым, жались друг к другу в возбуждённой толпе незнакомых ребят, уворачиваясь от развесистых гладиолусов. Едва ворвавшись в класс, мы ухитрились сесть вместе, заняв место чуть ли не в первом ряду. Но спустя несколько минут были разлучены ради соблюдения гендерного баланса — нас посадили с девицами.

Что происходило на следующий день, в памяти не осталось. А в воскресенье был хоккей, по экрану чёрно-белого телевизора «Темп» сновали фигурки хоккеистов, которые потом переселились в альбом для рисования. Харламов, Третьяк, Кларк, Фил Эспозито — четырёхтактный пароль, открывавший школьную эру, насыщенную морозами, пробами льда, оставлявшими синяки шайбами, сменой с хрустом ломавшихся клюшек ЭФСИ, небезопасными побегами Мельникова на электричке в Калининград почему-то для просмотра матчей игравшего в хоккей с мячом тамошнего «Вымпела» (хотя вполне можно было ограничиться близлежащим стадионом «Фили» с одноимённой командой).

Перед самой игрой, 3 сентября, в воскресенье, я, валяясь на полу, вяло дёргал за головы футболистов из настольного футбола — одна команда была красной, другая синей. «Спартак» — «Динамо», натурально. Ну или ЦСКА.

Словно бы ветром принесло лозунг эпохи: «Развеян миф о непобедимости канадских профессионалов». Мы рождены, чтобы сокрушать их мифы.

Трансляция была не прямой — игра состоялась поздно ночью по московскому времени, 2 сентября по канадскому календарю. Но ни одна живая душа в стране, кроме дипломатов, служивших в государствах вероятного противника, руководства страны и спортивного начальства, не знала о том, что наши не просто победили, а что-то там «развеяли». И Харламов теперь звезда по обе стороны Атлантики.

Фил Эспозито провёл день перед игрой, несмотря на упрёки своего брата Тони, в постели с любимой женщиной по имени Донна, которая потом станет его второй женой, что не повлияло на качество его игры — он-то и забросил первую шайбу, но и не помогло команде.

Канадцы были настроены на быструю и впечатляющую победу. Наши были эмоционально ошеломлены их напором и одновременно — технически — размерами канадского типа площадки, к которой они не успели адаптироваться…

Почему-то считается, что Тарасов не рвался играть с профессионалами. Даже открытые источники — его собственные книги — свидетельствуют ровно об обратном. Повторимся: игры со сборной НХЛ должны были стать венцом его карьеры, доказательством преимуществ советского хоккея и советского строя. К ним он готовил лучших своих питомцев — от Фирсова до Третьяка, наигрывал тактические схемы, пробовал и тасовал тройки и пятёрки, экспериментировал, вводя в хоккей понятие полузащитника. (Один из его экспериментов своим следствием имел тот факт, что даже в суперсерии-1972 Михайлов и Петров играли без Харламова: в сезоне-1971/1972 Тарасов в ЦСКА разбил наигранную тройку, заменив Харламова Юрием Блиновым, а Харламов с Владимиром Викуловым стал нападающим в пятёрке, где появились полузащитники — Геннадий Цыганков и Анатолий Фирсов; на чемпионате мира — 72 и в суперсерии Харламов играл в сборной с Викуловым и Мальцевым, но сразу после игр с канадцами великая тройка была восстановлена в правах.)

            

Запрет президента Международной хоккейной ассоциации Джона Ахерна на участие профессионалов в чемпионатах мира (а значит, по факту и в Олимпийских играх) мешал реализации планов Тарасова. Его невольным союзником стал Пьер Трюдо, который сказал во время официального визита в Москву в 1971-м: «Давайте позволим нашим лучшим игрокам сыграть с вашими лучшими — без всяких предварительных условий». Историк хоккея Майкл Маккинли пишет, что одним из тех, кто в начале 1972-го стал активно лоббировать организацию серии, был дипломат Гэри Смит, по совместительству игрок любительской команды Moscow Maple Leafs, естественно, названной так в честь второго после Canadiens легендарного клуба — «Кленовых листьев» из Торонто, игравших ту же роль, что «Спартак» или «Динамо» по отношению к ЦСКА.

Примечательно, что в партнёры по переговорам Смит взял не кого-нибудь, а Бориса Александровича Федосова, выдающегося спортивного журналиста, председателя Федерации футбола СССР (с 1973 по 1980 год), куратора турнира на приз «Известий», неизменно проводившегося под эгидой газеты с декабря 1969 года, автора несмываемого знака эпохи — снеговика с вратарской клюшкой. Канадский дипломат продемонстрировал известинцам фильм о финале Кубка Стэнли между Montreal и Chicago. «Когда они смотрели на Бобби Халла, — с усмешкой вспоминал Смит, — они думали, что фильм прокручивается в ускоренном темпе». Правда, чуть позже канадцам придётся признать: Харламов — такой же быстрый, как Курнуайе, только обводка у него много лучше…

В апреле 1972-го, во время чемпионата мира в Праге, официальные лица с обеих сторон договорились о том, что серия будет проведена. К этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. С советской стороны над организационными вопросами работал в том числе ответственный секретарь Федерации хоккея СССР, бывший хоккейный судья и игрок ЦДКА Андрей Старовойтов. Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦДКА. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот спустя более чем два десятилетия уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной.

Как раз советский спортивный функционер и не был-то большим сторонником серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвея о нём звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).

В интервью журналисту Всеволоду Кукушкину Иглсон говорил: «В 1969 году я приехал в Швецию на чемпионат мира. Я был ярым канадским болельщиком, и меня задевало, что на мировых первенствах регулярно побеждала советская команда. На том турнире в составе нашей сборной играли Кен Драйден, Уэйн Стивенсон и ещё семь хоккеистов калибра НХЛ, но мы заняли лишь четвёртое место. Именно тогда и начались переговоры с русскими о серии матчей с командой НХЛ. Шли они довольно долго, но в итоге закончились успехом.

Я не хотел, чтобы в серии было чётное количество матчей. Предложил сделать так, как в розыгрыше Кубка Стэнли, — определять победителя в серии из семи поединков, но Андрей Старовойтов настоял на восьми. Нам было всё равно, где начинать, — полагали, что без особого труда возьмём верх в семи из восьми матчей. И когда Андрей предложил начать серию у нас, мы согласились».

Иглсон обладал потрясающей пробивной силой и талантом переговорщика. А говорить ему пришлось и с хозяевами клубов, и с самими игроками, которых интересовала не только патриотическая и чисто хоккейная составляющая серии, — они хотели заработать. Но, кстати говоря, и он хотел заработать. И хотел этого четверть века — всё то время, что возглавлял Ассоциацию игроков НХЛ, своеобразный профсоюз и пенсионный фонд в одном флаконе. Это в результате сгубило и его самого, и его репутацию. Но об этом чуть позже.

Советская сборная уже методично тренировалась, уже прошли командные сборы на летних базах, а у канадцев ещё конь не валялся. В июле Алан Иглсон позвонил Филу Эспозито. И между ними произошёл следующий разговор:

— Мы собираем команду Канады, чтобы играть с русскими.

— Будет ли играть Бобби Кларк?

— Мы ещё не уверены. Мы даже не уверены в том, что будем играть. Я хотел только дать тебе знать, что мы были бы очень рады, если бы ты и твой брат согласились играть в команде.

Конечно, Иглсон хитрил. Во-первых, всё уже было договорено. Во-вторых, у сборной был старший тренер — Гарри Синден, который тренировал команду Boston Bruins как раз тогда, когда именно в ней восходила звезда Эспозито. (Он же был в 1958 году капитаном Whitby Dunlops, которая представляла Канаду на чемпионате мира в Осло, где канадцам достались золотые медали. То есть Синден играл против команды Тарасова. Показательна разница шайб, с которой канадцы закончили турнир: 82 заброшенных при 6 пропущенных!) Больше того, под руководством Синдена «медведи» стали обладателями Кубка Стэнли.

Ещё в июне тренер договорился с монреальскими звёздами Курнуайе, Трамбле, братьями Маховличами и Драйденом, что они присоединятся к сборной. (Драйдену, очному студенту-правоведу, до этого нужно было ещё сдать экзамены в Университете Макгилла.) Иглсон просто не хотел отвечать на вопросы человека, который очень быстро станет неформальным лидером сборной Канады, вопросы, касавшиеся финансовой составляющей, заработков игроков серии и отчислений в пользу ветеранов НХЛ. На последнем обстоятельстве Иглсон делал особый акцент, подчёркивая, что заработанное пойдёт в помощь энхаэловцам-пенсионерам. И это же обстоятельство стало формальным поводом для того, чтобы не взять в команду мощнейших игроков, которые перешли в только что созданную лигу-конкурент — ВХА. И речь шла не только о Бобби Халле, но и, например, о Джерри Чиверсе, блестящем вратаре, который два года спустя будет защищать ворота сборной ВХА в серии игр со сборной СССР.

— Это команда Канады, а они не будут играть? Тогда и я отказываюсь, — говорил Эспозито.

Серия сделала Фила Эспозито самым узнаваемым хоккеистом по ту сторону океана и подлинным героем Канады. Но не принесла существенных доходов. Мало того, что он и его брат Тони вынуждены были закрыть свою хоккейную школу. Даже права на трансляцию игр, а значит, и на доходы от неё были у Алана Иглсона и его клиента, лучшего клиента, выдающегося защитника Бобби Орра, который не смог участвовать в матчах из-за травмы колена. Пройдёт время, и Иглсон «кинет на деньги» уже самого Орра. Да и вообще всё кончится для выдающегося хоккейного менеджера плохо — он даже отсидит несколько месяцев в тюрьме. А главное — его исключат из Зала хоккейной славы, куда он вошёл именно за выдающиеся менеджерские заслуги перед канадским хоккеем.

Особенно звонким оказался скандал с Бобби Халлом. Причём Иглсон был не главной фигурой — он уступил это право Кларенсу Кэмпбеллу (читатель ранее уже имел возможность ознакомиться с другим сюжетом — скандалом по линии Кэмпбелл — Ришар). Именно президент НХЛ наотрез отказался пустить в сборную Канады перешедших в ВХА уже упомянутых Халла, Чиверса, а ещё Жан-Клода Трамбле и Дерека Сандерсона (всего из НХЛ перебежало 66 игроков). Все упомянутые хоккеисты получили приглашение от Синдена войти в сборную ещё в июне.

Позируя 28 июня 1972 года в Виннипеге с увеличенным в разы чеком на 1 млн долларов (беспрецедентный для хоккея аванс), Бобби Халл, Золотая Ракета, присоединившаяся к «Виннипегским ракетам», ещё не знал, что его не пустят играть за Канаду.

                                           

Причины были более или менее ясны. Появление Халла в ВХА резко поднимало престиж лишь год тому назад образованной лиги и создавало реальную конкуренцию НХЛ. Кроме того, гигантский гонорар звезды — 2,75 млн долларов за десятилетний контракт с Виннипегом (Халлу в то время было уже 33 года) — разрушал ценовой консенсус, который сдерживал «инфляцию» в НХЛ. Когда Золотая Ракета благодарил коллегу Уэйна Кэшмена, доставшего ему четыре билета на ванкуверский матч суперсерии-72, и спросил, чем он может отблагодарить несостоявшегося партнёра по сборной Канаде, Кэш ответил Халлу: «Это я тебя должен благодарить. Моя зарплата утроилась благодаря тебе!»

Интересы владельцев и менеджеров НХЛ входили в противоречие с интересами Канады. Что поделать — гримасы капитализма! Вокруг Халла, этого мужчины с обаятельной улыбкой, рыжими бакенбардами и простым, можно сказать, русским лицом, делающим его похожим на тракториста из подмосковного совхоза «Путь Ильича», разгорелась настоящая война. Легендарная «девятка» Chicago Black Hawks, десять лет на высочайших скоростях пересекавший ледовые арены Северной Америки с профилем индейца на груди и скрещёнными томагавками на плечах, в глазах руководства НХЛ предал интересы лиги. А Халл просто действовал в логике любого игрока-профессионала — клонившаяся к концу карьера была внезапно ознаменована новым поворотом и беспрецедентными деньгами. Кто же от такого отказывается? И при этом он очень хотел играть в суперсерии. Отказ в приёме в команду, по его собственному признанию, стал «величайшим разочарованием во всей карьере».

Газета Toronto Star затеяла кампанию давления на Кэмпбелла под лозунгом «В Россию с Халлом» (To Russia with Hull), пародировавшим известное «из России с любовью» (From Russia with love). В адрес президента НХЛ сыпались «письма трудящихся» с одинаковым текстом, составленным в крупнейшей газете провинции Онтарио, она же одна из популярных газет страны: «Я хочу, чтобы Бобби Халл играл за Канаду. Пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах, чтобы это произошло. Мы годами ждали серии Россия — Канада, и будет несправедливо, если мы не выставим на лёд свою лучшую команду. В традициях НХЛ, чтобы на льду находились лучшие игроки. Почему бы не применить то же самое правило к Канаде?»

Премьер-министр Трюдо послал Кэмпбеллу телеграмму, в которой вежливо, но твёрдо намекал на то, что присутствие Халла в сборной отвечает интересам Канады. Управляющий Национальной хоккейной лигой невозмутимо ответил, что премьера «ввели в заблуждение». Иглсон потом оправдывался, понимая, что позиция Кэмпбелла не могла быть популярной: мол, у него был выбор — отменить серию или «отменить» Халла. Было выбрано наименьшее зло. Пожалуй, он не преувеличивал. Два упёртых юриста — Кэмпбелл и Иглсон — поставили под удар саму возможность столь ожидавшихся по обе стороны океана игр.

Интересы большого бизнеса и не меньшего размера обида победили интересы страны. А Халл получил возможность сыграть с русскими в 1974-м. И всю жизнь гордился тем, что из всех североамериканцев он забросил наибольшее число шайб Третьяку.

14 августа сборная НХЛ, она же сборная Канады, была собрана под началом тренера Гарри Синдена в Торонто, чтобы начать тренировки в Maple Leafs Garden. За две недели было нелегко наиграть сборную, создать из ярких индивидуальностей команду, вдохнуть в этот конгломерат профессионалов-индивидуалистов командный дух. Из троек только одна была по-настоящему сыгранной — Вик Хэдфилд, Жан Рателль, Род Жильбер из New York Rangers. Её называли GAG Line, где GAG расшифровывалось как goal-a-game, гол за игру. Точнее, ни одной игры без гола — ни дня без строчки. (Чуть позже возникшая тройка Rangers называлась Mafia Line — итальянец, «крёстный отец», Фил Эспозито и два «дона» — Дон Молони и Дон Мардок.) Советские «разведчики» — Борис Кулагин и Аркадий Чернышёв — побывали на тренировках канадцев. Спортивный журналист Дмитрий Рыжков писал: «Мне довелось тогда беседовать с Чернышёвым и Кулагиным. Оба с улыбкой рассказывали о тренировках сборной НХЛ — мол, у нас даже детские команды тренируются с большей нагрузкой. Посмеялись над режимом дня энхаэловцев — после тренировки все куда-то разъезжаются».

С противоположной стороны — канадской — царили не только шапкозакидательские настроения. Многие из игроков серьёзно волновались. В их числе поигравший со сборной СССР Кен Драйден. Гарри Синден, прославившийся своей необычайной подвижностью за скамейкой запасных, клетчатым пиджаком и сильно расслабленным галстуком, признавался одному из журналистов: «Я дьявольски нервничаю. Больше всего меня беспокоит скорость, с которой они играют». И это несмотря на то, что тренеры-«разведчики» с другой стороны Боб Дэвидсон и Джон Маклеллан (главный скаут и главный тренер Toronto Maple Leafs), наблюдая 22 августа 1972 года в Ленинграде за тренировочной игрой сборной и ЦСКА, остались разочарованы уровнем советских хоккеистов и особенно голкипера Третьяка, схлопотавшего восемь шайб. Кто ж знал, что Третьяк был расслаблен из-за предстоявшей на следующий день свадьбы, а предыдущим вечером он отмечал с друзьями-хоккеистами грядущее бракосочетание. К тому же он стоял в воротах практически второго состава ЦСКА, против которого играл, в сущности, первый состав этой же команды, почти в точности совпадавший со сборной СССР (устоявшаяся шутка тех лет квалифицировала сборную как «ЦСКА + Мальцев»).



Кулагин внимательно изучал тренировки канадцев, Бобров отсматривал игры плей-офф НХЛ 1971 и 1972 годов. Советские хоккеисты тоже дико волновались, но были лучше готовы. Как минимум физически. Хотя и это обстоятельство Синден учёл. В книге «Хоккейное представление» (публиковавшиеся в СССР в «Комсомолке» фрагменты почему-то метились как «Хоккейное откровение») он писал: «Джон Фергюссон (второй тренер, бывший игрок Canadiens) и я решили создать наступательную команду… решили взять в команду тех хоккеистов, которые летом не прохлаждались, а работали в тренировочных лагерях… А во-вторых, тех, кто более всего подходил для наступательного хоккея. Нашей взрывной силой должны были стать Эспозито, Фрэнк Маховлич и Курнуайе… Хотя они тренировались вместе только 17 дней и по-настоящему ещё не сыгрались, парни были уверены в своих силах». За последний сезон в НХЛ упомянутые звёзды забросили на троих 156 шайб!

Доминирующим настроением было требование быстрой и разгромной победы Канады во всех восьми матчах. Репортёр Globe and Mail Дик Беддаз пообещал «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». В колонке, разумеется, прогнозировалось поражение сборной СССР. Во всех восьми матчах. Тренировка сборной Советского Союза в Монреале дезориентировала публику — наши, возможно, специально тренировались спустя рукава. Канадцы же на разминке в день игры, наоборот, продемонстрировали всё, на что были способны, — в качестве акции устрашения.

Серия, впрочем, могла в очередной раз сорваться. Канадец, чья машина пострадала в Праге во время вторжения советских войск в Чехословакию, требовал возмещения ущерба. В качестве обеспечения судебного вердикта квебекский суд арестовал экипировку советской сборной. И тут снова историческую роль сыграл Алан Иглсон, который сквозь тернии и звёзды, сопротивление тренеров и правительств, причуды Кэмпбелла и капризы игроков пробивал начало суперсерии. Утром 2 сентября, за несколько часов до матча века, он заплатил из своих личных денег злосчастные 1889 долларов 00 центов канадскому сутяжнику. Причём прямо в лобби Queen Elizabeth Hotel, где с комфортом разместилась советская сборная, которой предыдущим вечером устроили коллективный просмотр «Крёстного отца» Фрэнсиса Форда Копполы.

В этот жаркий выходной день, 2 сентября, субботу, традиционное время для Saturday Hockey Night, в монреальском «Форуме», где, кстати, не было кондиционеров, всё было готово к исторический встрече лучших канадских и советских хоккеистов.

В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи.

Возможно, многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.

Продолжение следует…