Давыдов: Сологубов объяснял, а я, как губка, впитывал

Во второй части интервью с корреспондентом Allhockey.ru трехкратный олимпийский чемпион и член ХК "Легенды хоккея СССР" Виталий Давыдов рассказал о том, как под Эльбрусом его обучал Сологубов, чем помогал "шайбистам" хоккей с мячом, почему из нападения он перешёл в защиту, как Роже Бурбоннэ сломал ему челюсть и почему Канада ему нравилась больше Америки.

- Помните момент, когда вас впервые призвали в сборную?
- В главную сборную я попал в 18 лет. Я же много времени "молодёжке" отдал. Тогда, правда, не было чемпионатов мира, но молодёжные команды выезжали на игры в Америку. Тренерами у нас были Николай Эпштейн и Дмитрий Богинов. Помню, все удивлялись, как мы играли против взрослых команд и обыгрывали.

После "молодёжки" попал во вторую сборную, поехал в Канаду на десять игр. Так вот, постепенно, шаг за шагом приближался к главной дружине. Я готовился уже к Олимпиаде 1960 года, но тогда на Игры выезжало всего 17 человек, сложно было попасть в состав. Но на летних сборах я побывал. Мы расположились под Эльбрусом, в альплагере "Шхельда". Как сейчас помню, километров 140 от Нальчика.

- Почему под Эльбрус?
- Так Скво-Вэлли находился как раз на той же высоте, что и наше местечко. Тот же воздух, давление. 21 день летней подготовки я проходил там – вместе с Сологубовым, Трегубовым, Уколовым, Сидоренковым, Пучковым. Первое поколение, олимпийские чемпионы 1956 года. После тренировок с ними, конечно, я многое обрёл. Слышать о них это одно, но увидеть вживую, поработать бок о бок – ни с чем не сравнимо.

- Какое отношение было к вам, молодому?
- Ко мне относились очень хорошо, доброжелательно. Николай Сологубов все приёмы мне показывал, о психологии говорил, как готовиться, к чему. А я как губка всё впитывал. Как играть против сильного соперника, как действовать против слабого. В этом плане ведь идёт перенастройка. Но меня, конечно, интересовала игра против сильных. Против слабых я уж и сам бы как-нибудь собрался.

- Вы, я знаю, успели поиграть ещё в хоккей с мячом…
- Да, застал эти времена. Я пришёл в "Динамо" в 1953 году, скоро будет юбилей – 60 лет в клубе. Тогда же искусственных катков не было, все играли на естественных. А зима у нас какая была, в Москве? Три месяца – и всё. Сразу бежали в футбол играть. Как подступают холода – снова за хоккей, в том числе и с мячом.

Его мы использовали для аэробной работы, для "дыхалки". Кататься по 45 минут, бегая по огромному полю, – это здорово. Потом выходишь на "шайбовую" площадку, а она кажется малюсенькой, всё мелькает, даже бегать, в сущности, не приходится. Не то что в бенди – разогнался в одну сторону, в другую.

- Как же вы готовились к хоккею, если девять месяцев в году не было льда?
- Льда действительно было очень мало. "Лужники" построили только в середине 50-х, потом тренировочный каток построил ЦСКА. А до этого были одни "Сокольники", причём открытые. В августе месяце чуть ли не по колено в воде катались. По земле бегали с клюшками, шайбы с фанерного листа бросали, всё делали из подручных средств.

- У вас гладко складывалась карьера: вся жизнь в одном клубе, поступательное движение в сборной. Где же элемент чуда – чтобы раз, и никому не известного паренька заметили, оценили?
- Элемент чуда был в самом начале. Раньше ДЮСШ не было, во дворах сами заливали площадку и все скопом играли – неважно, мальчишка ты или уже взрослый мужик. Ну и динамовский тренер из секции проходил мимо, в кафе перекусить, постоял, посмотрел: "Ты и ты, завтра ко мне". Был такой, Илья Васильевич Бизюков. Не пройди он, может, так бы и остался во дворе. Сколько таких "незамеченных" было, все играли в хоккей.

Секции – с 14 лет. А до этого времени у всех было дворовое образование. Никто же нас ничему не учил. Когда меня в первый раз взяли в секцию, тренеру нужно было только решить, куда меня поставить – в оборону, в атаку или вратарём. Мы пришли вместе с Володей Юрзиновым и вместе прошли третью юношескую, вторую, первую, причём в одном звене. Он в центре, а я – с левого края.

- А как в итоге пришли в защиту?
- Когда попали в команду мастеров, поехали на выезд. А поскольку шёл чемпионат мира, "сборников" у нас забрали, пришлось вызывать молодёжь. Как приехали, у нас два защитника заболели. В обороне играть некому. Аркадий Иванович меня вызвал, говорит: "Завтра будет защитника играть". Я думаю: "Что-то не то…". Но задание выполнил.

А потом и самому понравилось. Спиной я хорошо катался, а для защитника это главное. Габариты же большой роли не играли. Когда ты идёшь против нападающего, владеющего шайбой, он наполовину сосредоточен на ней. А я этим пользовался. Пока он смотрит в лёд, я под него – и всё, он как пушинка летит. И Рагулина бросал, и Якушева через борт выкидывал в "Лужниках".

Мне против тяжеловесов было даже легче играть, я знал, что он от меня никуда не убежит. Даже если обведёт, я всё равно развернусь и догоню. А вот против мелких – посложнее. Они юркие, быстрые.

- Анатолий Тарасов в своей книге описывал случай, как Роже Бурбоннэ ударил вас клюшкой по лицу, но вы даже со сломанной челюстью остановили его выход к воротам.
- Тарасов немножко приукрасил, конечно. Это было в Колорадо-Спрингс, кажется, в декабре 1964 года. Там проводился так называемый "малый чемпионат мира" – Мемориал Уолтера Брауна. Бурбоннэ действительно сломал мне челюсть, отмахнувшись клюшкой, но догонять я его, само собой, не стал. Да и как? У меня челюсть шаталась из стороны в сторону.

Уже в 1965 году, в мае, выздоровев, я поехал на чемпионат мира в Тампере. Много работал индивидуально, январь провёл с молодёжной командой, чтобы не было столкновений. Потом мне к шлему прикрепили "подбородник", и вроде ничего страшного – зажило. А когда в игре, там уже не чувствуешь, забываешь, что было.

- Как к вам относились за границей?
- К хоккеистам вообще относились хорошо. Понимали, что мы во имя спорта приехали, а не ради политических игр. К тому же постоянно встречались с русскими эмигрантами первой и второй волны, теми, кто уехал после революции, и теми, кто покинул страну после войны.

Если американцы или англичане освобождали наших из немецкого плена, в СССР уже мало кто возвращался. Боялись, что после плена их арестуют. Поэтому в Америке, в Канаде огромное количество наших людей. В Виннипеге, в Саскатуне…

- Кто из наших там удивил больше всего?
- Крымские татары. Вот это действительно потрясающие люди. Всегда нас угощали, радовались, смеялись. При этом сами – вегетарианцы почти поголовно. Еще бывало, эмигранты стояли у наших гостиниц, ждали, что мы выйдем, чтобы, значит, на русском поговорить. Журналы нам приносили начала ХХ века – те самые, что они брали с собой при отъезде из России.

- Владимир Лутченко рассказывал, что в Канаде их как-то встретила демонстрация протестующих чехов…
- Ах, это. Было, да, но это случай уже из другой эпохи. После Пражской весны мы ещё не раз сталкивались и с чешскими демонстрациями вне льда и с разъярёнными чешскими хоккеистами на льду. Но чем мне нравилась американская полиция, так это тем, что действовала в таких случаях решительно и профессионально. Только попытается кто-нибудь к нам сунуться, тут же его берут под белы рученьки и уводят подальше. Через две минуты уже никого нет. Не то что у нас, где с болельщиками, вывесившими свастику, справиться не могут.

- Где комфортнее себя чувствовали, в Америке или в Канаде?
- В Канаде, конечно. Она проще, спокойнее, добродушнее и очень любит хоккей. А Америка насыщенна помпой, блеском, но не так душевна. Однажды, когда мы там играли, нас поселили аж на Бродвее, так что американскую жизнь мы узнали во всей красе. Но Канада всё же приглянулась больше.