Михайлов: Японцы шарахались от нашей "Волги" – "русский танк едет"

В рамках проекта "Олимпийские легенды" двукратный олимпийский чемпион и член ХК "Легенды хоккея СССР" Борис Михайлов рассказал об Играх 1972 года в Саппоро, где ему пришлось играть с травмой колена, Харламова отправили в другое звено, а японцы удивлялись советской "Волге".

- Атмосфера на Олимпиаде сильно отличалась от того, что было на чемпионатах мира?
- Для каждого спортсмена само участие в Олимпийских играх – это высшее достижение, что уж говорить, если ты побеждаешь. Чем запомнилась Олимпиада в Саппоро? Это была моя первая Олимпиада, я стремился попасть на неё, долго к этому шёл, но в первом же матче с финнами получил тяжёлую травму и вынужден был играть фактически на одной ноге.

Однако пропустил только одну игру – против шведов, единственный раз, когда мы потеряли очки. А в решающем матче с чехами играл только на морально-волевых, сил уже не было.

- В первом матче вы повредили связки колена. Как вас сумели вернуть на лёд?
- Двое суток врач команды великий Олег Белаковский и массажист Георгий Лаврович колдовали над моей ногой. Перебинтовали, жгут поставили снизу и сверху, после этого выходил – играл. А что делать? Тарасов сказал, что я должен играть, а раз тренер говорит – надо подчиняться. Играл через боль, понимая, что я нужен команде.

- И ведь не зря выходили – в решающем матче забросили важную шайбу…
- Было дело. Вышел из нашей зоны на одной ноге и от синей линии щёлкнул по воротам. Вратарь чехов Дзурилла не ожидал этого броска, шайба стукнулась о его клюшку и проскочила в ворота. Я в жизни от синей линии не щёлкал, а тут решился, потому что понимал, что иначе не доехал бы до ворот.

Но то, что забил – это дело случая. Главная же моя задача была – не дай бог не подвести команду. Когда победили, я был безумно рад, что я принимал участие в решающей игре. Для спортсмена первая Олимпиада – все равно, что для женщины первые роды.

Согласно олимпийскому принципу, главное – не победа, но всё равно хотелось выиграть, стать олимпийским чемпионом. Звучит, конечно, просто, но за этими простыми словами стоит большая работа, за них приходится жертвовать многими благами и подчас здоровьем.

- Вам было 27 лет, когда вы приняли участие в этой Олимпиаде. Почему пришлось ждать так долго?
- Я бы не сказал, что меня не признавали. Я прошёл огромный путь в большой хоккей: три года играл в команде Саратова, потом меня пригласили в "Локомотив" и только в 1967 году я попал в ЦСКА. И вот оттуда меня взяли в национальную команду.

На Игры 1968-го сложно было пройти в олимпийский состав, а вот на турнире за Приз "Известий" я выступал стабильно. Плюс прошёл школу под названием "турне по Канаде". Ежегодно первая сборная выезжала на десять игр в Канаду, и там проходил естественный отбор: кто выдерживал – отбирался в команду, у кого были проблемы – пролетал мимо. Всё гениальное просто. Так я и оказался в 1969-м на чемпионате мира, а потом уже и на Олимпийских играх…

- Почему в Саппоро разбили вашу знаменитую тройку с Харламовым и Петровым? Что это была за тренерская задумка?
- Перед Играми Тарасов пригласил меня на беседу, как старшего в тройке, и сказал: "Борис, надо продлить хоккейную жизнь Рагулину и Фирсову. Я хочу поставить к ним Харламова". Я в ответ: "А мы-то с кем будем играть?" – "Третьего мы вам подберём, вы справитесь и так". На том и порешили.

Сначала с нами Смолин играл, потом Чекалкин – ничего не получалось. А вот как поставили Юрия Блинова, тройка заработала и в полном составе поехала на Олимпиаду. И не подвела.

В таком составе мы отыграли и чемпионат мира, и Суперсерию, а потом нас Борис Кулагин снова объединил с Харламовым, возродив то звено.

- Отсутствие на Играх канадцев как-то упростило вашу задачу?
- Это была проблема самих канадцев. Не проблема Олимпиады, не проблема хоккея и уж тем более не наша. Говорить, что нам стало легче оттого, что они не приехали, не стоит. В Саппоро была и сборная Швеции, и Финляндия, и Чехословакия. Серебро вообще неожиданно взяли американцы. Что у них, плохая команда была? От присутствия канадцев ничего бы не изменилось.

- Япония оказалась такой, какой вы ее и представляли?
- Мы, те, кто играл в ЦСКА, уже были в Японии в 1968-м. Но Олимпийская деревня, дома с передвижными стенами, конечно, поразили. Они ведь строились с тем расчетом, что после Игр будут заселяться обычными японцами, жителями Саппоро. Японской кухней нас, опять же, не ограничивали – еда была любая, в том числе и европейская.

Но чего-то сверхъестественного на японской Олимпиаде не было. Вот когда впервые было там в 1968-м, всё казалось очень… экзотичным. Другой уклад жизни, другие правила, другие размеры. Когда наша "Волга" ехала по улице, движение практически перекрывалось. Японцы говорили, что это не машина, а русский танк едет – все от неё шарахались.

Или когда мы сели на скоростной поезд, который шёл со скоростью в 200 километров в час, и всё мелькало в окне, это тоже казалось чудом. Думали, вот сейчас разобьёмся. А в Саппоро уже ничему не удивлялись. Удивляешься, восхищаешься чем-то неожиданным и стремительным только в первый раз. Во второй раз ты уже знаешь, чего ожидать.

Так и с Олимпийскими играми – во второй раз эмоции всё так же сильны, но ты знаешь, что это такое, первый курс ты прошёл.

- Японская кухня понравилась?
- Честно говоря, я её до сих пор не ем. Ни суши, ни роллы, ни супы их. Я люблю русскую кухню. Разве что вот креветки – это да, креветки – это святое. Но – без пива, этого не было.

- Тогдашние арены в Японии от наших сильно отличались?
- Конечно, тогда у нас типичный стадион был – на 4,5 тысячи мест. В Воскресенске, в Электростали, в Ижевске стояли такие, и эта вместимость считалась "выше крыши". А в Саппоро стадион – за 12 тысяч… Разница, само собой, колоссальная. Насчёт функциональности и внешнего вида не скажу – уже не помню. Но что просторные были – это факт.

- Культурную программу японцы для вас устроили?
- Они предлагали, в деревне был и национальный клуб, и какие-то мероприятия проводились. Но у нас распорядок дня: утром – тренировка, вечером – игра, утром – тренировка, вечером – игра, на третий день – немного свободного времени, прогулка, подготовка к следующей игре. Там уже не до культурной программы.

В пределах деревни можно было общаться с другими спортсменами, если ты знаешь английский язык. Но из нашего состава, по-моему, никто по-английски не говорил. Так что контактировали только с советской делегацией: на прыжки с трамплином ходили, на конькобежцев – всё было рядом.

- В отличие от двух следующих турниров, когда нам тяжело досталось золото в 1976-м и вообще не досталось в 1980-м, в Саппоро мы выиграли относительно спокойно – четыре уверенные победы и одна ничья…
- Это кажущееся спокойствие. Сейчас можно так говорить, мол, спокойно выиграли. А тогда в каждой игре был нерв. Понятно, что, скажем, сборная Польши не была нам конкурентом, а шведов всегда было трудно сломить, постоянно были счета вроде 3:1 или 4:2. С чехословаками вообще всегда были игры "от ножа", просто на этот раз мы забили, а противник – нет. Так что нельзя сказать, что победа досталась легко.