Холодная война на льду - 4

Холодная война на льду - 4

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР...



Юрий Трифонов был необычайно увлечён спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе. Побывал и на нескольких чемпионатах мира по хоккею: в Праге в 1959-м, Женеве в 1961-м, Стокгольме в 1963-м, в Вене в 1967-м.

Стокгольм и шведы, кажется, произвели на Юрия Валентиновича особое впечатление. Во всяком случае, герои его сценария к фильму «Хоккеисты» готовились играть со шведами. А рассказ о хоккее называется «Победитель шведов». Главный герой и фильма, и рассказа — хоккеист Дуганов по кличке Дуган, звезда, от которого болельщики ждут очень многого.

В середине 1950-х Трифонов жил около стадиона «Динамо». И, наверное, в «Победителе шведов» фигурирует именно этот стадион: «Все мальчишки Алёшкиного дома, и соседних домов, и всех ближайших улиц бредили хоккеем. И это было понятно: они жили в орбите стадиона. Огромный стадион возвышался над окружающими домами, подобно скале среди моря крыш. По вечерам он озарял небо пыланием своих прожекторов. Он наводнял улицы многотысячными толпами и запруживал их автомобилями, его гомерический свист, его ропот и вздохи сотрясали воздух и слышались далеко вокруг.
И мальчишки теряли голову.
Алёше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблён в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность...

Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, на заднем дворе был каток. Настоящие деревянные борта и настоящая шайба, которую гоняли кто чем: кто просто палкой, кто обломками клюшки, а у Алёши была проволочная кочерга с загнутым концом. На этом клочке льда, стиснутом котельной и гаражами, каждодневно кипела битва. Здесь были свои динамовцы и армейцы, свои канадцы и чехи, свои знаменитости, неудачники, ленивые таланты и робкие новички. Каждый из хоккеистов присваивал себе какое-нибудь звонкое имя. Алёша мечтал называться «Дуганом», но поклонников Великого Эдика было чересчур много, и никто не хотел уступать этой чести другому. Были два «брата Уорвик» — Генка и Толя Селезнёвы, был и прославленный швед по прозвищу «Тумба» — Женька Лобов, здоровенный парень с толстыми кривыми ногами и грубым голосом. Он всегда нарушал правила и толкался как слон. Игры с его участием обыкновенно кончались дракой.

Междоусобицы прекращались в дни больших матчей. Тут уж все были заодно. Сложная процедура проникновения на стадион без билета требовала дружных и согласованных действий.

О, вечера Больших Матчей!
О, зарево прожекторов над чёрной скалой стадиона! О, праздничное, знобящее, нервное, неутолимое нетерпение! О, музыка репродукторов, трескучая и ломкая на морозе!
О, прикосновение к великой жизни мужчин!

Музыка обрывалась. Две команды, в зелёных и оранжевых фуфайках, выстраивались на блистающем льду. Переваливаясь в тяжёлых доспехах, вратари задом отъезжали каждый к своим воротам. Судья в узких чёрных брюках, стройный и чопорный — человек из другого мира, — подъезжал к центру поля с высоко поднятой рукой. Изящным движением он бросал шайбу и тотчас пугливо отскакивал в сторону.

И, как ракета, взрывалась игра».

Тема хоккея возникает и в «Доме на набережной» — здесь видны корни увлечения Трифонова этой игрой: «Вокруг Шулепникова сбивались летучие компании, крутилась какая-то особая жизнь: дачи, автомобили, театр, спортсмены. В те годы возник хоккей с шайбой, или, как его называли тогда, «канадский хоккей», просто «канада». Увлечение было модным и, пожалуй, изысканным. На стадион приезжали дамы в цигейковых шубах и мужчины в бобрах. Шулепников носился с какими-то знаменитостями из команды лётчиков». (Попутно заметим, что и сегодня зрительская аудитория хоккея гораздо более респектабельная, чем футбольная, — здесь нет брутальности фанатов и есть большая погружённость зрителя в собственно игру.)

Фильм «Хоккеисты», снятый по сценарию Трифонова, обнаруживает глубокое погружение в игру, хотя само по себе кино слабоватое. Но симптоматичное и характерное для эпохи: лента снята в 1964 году, в эпоху начала хоккейного бума в СССР. Здесь хоккеист — участник сладкой жизни, и некоторые сцены фильма, где показана «богема», прямо отсылают к итальянским феллиниевским прототипам — женщины, с ногами завалившиеся на диван и по-декадентски красиво выпускающие сигаретный дым, мужчины в чёрных костюмах и узких галстуках, представители свободных профессий в лыжных свитерах с оленями, праздно пялящиеся на портрет Хемингуэя. Эльза Леждей, будущий «знаток», ведущий «следствие», здесь предстаёт в облике этакой Моники Вити — в слегка антониониевской эстетике, не от мира сего, с холодноватыми оливковыми глазами и крупными планами лица сразу после соития (не продемонстрированного, естественно) с хоккеистом. По сценарию она его подруга. Хоккеист же, в свою очередь, больше похож на вечно рефлексирующего интеллектуала-гуманитария (играет его Вячеслав Шалевич).



Есть в фильме и характерные типы наставников. Заводной, экспрессивный, резковатый тренер «Ракеты» (Москва) Лашков в исполнении Николая Рыбникова. Явный типаж Тарасова. Его девиз — «Давить!». Правда, он-то и оказывается отрицательным героем, который устраивает разводку в команде между амбициозными молодыми игроками и третируемыми им ветеранами, у которых, как выясняется, есть ещё порох в пороховницах. В жизни, кстати, случались такие ситуации. И тот же Тарасов жонглировал звеньями, в том числе и вытесняя ветеранов, что, вообще говоря, естественно для того, кто конструирует команду. Тренер команды-конкурента — «Металлиста» (Белогорск) — Сперантов, которого играет Георгий Жжёнов, прямая противоположность Лашкову. Он этакий коктейль из Аркадия Чернышёва и Николая Эпштейна, мягких, спокойных, деликатных. [Эпштейн тренировал неудобный для грандов «Химик» (Воскресенск), и об играх этой команды с тарасовским ЦСКА ходили легенды, согласно которым, например, Тарасов кричал на своих подопечных: «Вы что, не можете обыграть эту воскресенскую синагогу?!»; а однажды, когда в раздевалке «Химика» стало известно, что тренер ЦСКА назвал воскресенских хоккеистов «карликами с большими х…», они до такой степени рассвирепели, что обыграли армейцев.] Если угодно, здесь представлены архетипические хоккейные образы, которые появились в фильме «Шайбу! Шайбу!!», — яростные и мастеровитые в красных свитерах, ну прямо ЦСКА, и тянущиеся за лидером, но более интеллигентные на площадке «синие» — вероятно, динамовцы.

В фильме упоминаются «американские профессионалы»: Лашков, подзадоривая игроков, говорит о том, что, мол, бычья ярость, которая исповедуется за океаном, конечно, не нужна, но здоровая злость не помешала бы. До суперсерии ещё восемь лет, однако подготовка к ней идёт даже во второстепенном советском спортивном кино, правда уснащённом актёрами-звёздами и сценаристом — будущей звездой советской литературы. Здесь мы имеем дело с Юрием Трифоновым, только что вышедшим из периода не слишком плодотворного, «Утоления жажды», вошедшего в этап осмысления истории своей семьи с «Отблеском костра» и исподволь готовящегося к самому продуктивному периоду «московских повестей» — в 1966 году в «Новом мире» появятся первые рассказы, предвосхитившие поворот в его прозе.

Кроме Леждей, Шалевича, Жжёнова, Рыбникова, в фильме режиссёра Рафаила Гольдина были заняты Лев Дуров, Кир Булычёв, Михаил Глузский. Николай Озеров, по сути, играл самого себя. Песню «Синий лёд» исполнил Олег Анофриев. Правда, она так и не стала, в отличие от «труса», который «не играет в хоккей», Пахмутовой — Добронравова в исполнении Эдуарда Хиля, гимном игры.

Трифонов увлечён шведами, потому что, наряду с чехами, они были основными нашими конкурентами в тогдашнем хоккее начала — середины 1960-х. В 1961-м у наших была ещё бронза — без Тарасова. В 1962-м чемпионат мира бойкотировали, потому что американцы не дали виз спортсменам из ГДР, — шведы стали чемпионами мира, а Свен Тумба Юханссон — трёхкратным чемпионом. Тумбой у Трифонова в «Победителе шведов» называют самого крупного мальчишку. Кстати, в детстве я думал, что Тумба — это прозвище, потому что лидер шведской сборной и правда был огромных по тому времени размеров (сегодня это стандарт). Оказалось, он всего лишь поставил в качестве дополнительной фамилии название своего родного города.

С 1963-го начинается эпоха Тарасова и время побед. А шведы занимают вторые места два года подряд и третье место в 1965-м. Странное свойство памяти: я не видел живьём Локтева, Альметова, Александрова и других звёзд того времени, включая даже Коноваленко и Фирсова, дебютировавшего в сборной в 1964-м. Захватил только Кузькина, Рагулина, Зингера, Блинова, Зимина. («Троцкий! Почему не ставите Зимина?!» — орал Тарасову Бобров, единственный, кто осмеливался называть его странным и обидным прозвищем "Троцкий".) Но фамилии почему-то остались в подсознании в качестве «сохранённых файлов»: просто ярлыки без лиц и игровых характеристик. Равно как и иностранная звукопись — Владимир Дзурилла, Ян Старши, Лейф Хольмквист, Ульф Стернер… Никаких канадцев и в помине не было, они начались только в том самом 1972-м…

…В трифоновском сценарии команда «Ракета» сводит игру вничью только после того, как упрямый тренер, гнобящий ветеранское звено, вынужден вывести их на площадку. А вся команда подвергает его остракизму за неверно выбранную тактику и недоверие к «старикам». Производственная проза — производственный конфликт. Любовная линия почти повторяет (как и имена героев — Анатолий Дуганов и девушка Майя) рассказ «Победитель шведов» (только здесь Дуганов носит претенциозное имя, как у Стельцова, Эдуард. И в этой линии угадывается слабыми всполохами будущий «большой» Трифонов «московских повестей» и даже «Времени и места»).

Выдающийся писатель копался в том, что ему было интересно, — психологии спорта, психологии игроков и тренеров. В 1967 году не где-нибудь, а в «Правде» была опубликована статья Трифонова «Труден путь к Олимпу», публицистически продолжавшая линии хоккейных сценария и рассказа: «В нашем спорте есть немало тренеров, обладающих редким даром человековедения. Они есть и в футболе, и в хоккее… Кого поставить на матч? Кого посадить на скамейку запасных? Кто обещает стать первоклассным мастером, хотя этого не знает пока ни один человек? Эти вопросы, постоянно терзающие тренера, может по-настоящему решать только один человек, способный быть глубоким психологом и, если хотите, провидцем, то есть воспитателем, умеющим угадывать будущность своего ученика».

Трифонов был одним из первых, кто обратил внимание на то, что телевидение изменило представление о спорте и его восприятие. В статье в «Советском спорте», опубликованной в июне 1969 года, кстати, вскоре после памятного майского матча «Спартака» и ЦСКА, стоившего Тарасову доверия руководства и сбившего, быть может, впервые в истории телевидения сетку трансляций, Трифонов писал, предвосхищая феномен хоккейной лихорадки — 1972: «Спорт завоёвывает эфир. Благодаря телевидению мощно возросло число ценителей спорта, поклонников хоккея, футбола, гимнастики, фигурного катания. Я знаю пожилых, далёких от спорта людей, кабинетных интеллигентов, которые за последние год-два превратились в отчаянных болельщиков. «Как вам нравится Старшинов? — говорят они при встрече. — Подумайте, не забить такой шайбы!» Ещё недавно они не знали, что такое шайба».

Роль телевидения в истории хоккея, как принято выражаться в англоязычной литературе, «драматически» возросла. Понятно, что оно способствовало популяризации хоккея: он явным образом проигрывал футболу, иногда в разы, по заполняемости трибун. Погодные условия тоже, деликатно выражаясь, разные. Чтобы быть хоккейным болельщиком, нужно было быть страстным фанатом этой игры, которая постепенно перерастала рамку зимнего дополнения к футболу и экзотического субститута русского хоккея. Когда в конце 1950-х появился ледовый дворец «Лужники», это был огромный шаг вперёд по оцивилизовыванию «канадского хоккея», который превращался в просто хоккей. Именно тогда начинали тренироваться будущие звёзды конца 1960-х — начала 1970-х годов. В 1964 году появилась арена у главной команды страны ЦСКА и у главного «стилеобразующего» тренера — Тарасова. Следующим шагом к популярности игры стала именно «массовизация» телевидения.



Технические возможности получать зарубежные спортивные трансляции появилась в 1962 году. А в марте 1963-го по центральному телевидению уже показывали целиком чемпионат мира по хоккею из Стокгольма с комментариями Николая Озерова и Яна Спарре. Важно было, что чемпионат показывали. Гиперважно, что наши играли в финале. Суперважно, что с Канадой, которую представляла команда Trail Smoke Eaters. Сверхважно, что мы победили со счётом 4:2 и стали чемпионами мира. И это был чемпионат, с которого началась беспроигрышная серия команды Чернышёва — Тарасова. И — бешеной популярности хоккея, столь тонко отражённой в «Победителе шведов» и в «Хоккеистах» Трифонова.
Коноваленко, Рагулин, Кузькин, Давыдов, Сологубов, Юрзинов, Старшинов, Альметов, Александров (Вениамин), Якушев (Виктор), братья Майоровы — вот ярлыки волшебных пропусков в мир советского хоккея, который должен был выдержать испытание на прочность канадскими профессионалами девять лет спустя. И тоже на глазах у многомиллионной мировой аудитории. Трое из этого состава сыграют в суперсерии, правда совсем не равное число матчей (32-летний Старшинов появится только в одном).

Как отмечал Лоуренс Мартин, автор книги о советском хоккее «Красная машина», финал ЧМ-1963, эффект от которого был усилен телевидением, стал поворотным моментом в истории отечественного хоккея и знаменовал собой начало золотого века — начался советский хоккейный бум. И не случайно уже в декабре 1964 года был запущен механизм по улавливанию хоккейных талантов — детский турнир «Золотая шайба», патронировавшийся лично Тарасовым.

Инерции развития, имеющей своим истоком начало 1960-х, хватит надолго, до самого конца Союза, когда на чемпионате мира 1991 года сборная СССР, тренировал которую по-прежнему Виктор Тихонов, займёт третье место. После последнего рецидива 1993 года, когда команда России под руководством Бориса Михайлова станет чемпионом мира, настанет долгий период — 15 лет — угасания и последующего возрождения отечественного хоккея.

Продолжение следует…