Холодная война на льду - 9

Необыкновенные приключения канадцев в России...

                               

Фил Эспозито, попав в СССР, точно определил его как «страну, которая управляется солдатами». Он даже чуть не подрался с «солдатом», который отловил мальчишку, клянчившего у неформального лидера канадской сборной жвачку («Chew gum! Chew gum!») – вожделенный фетишизированный предмет, который воплощал в себе для детей 1970-х все западное. А Пит Маховлич пытался выбросить из автобуса сборной двух «солдат» в штатском, которые везде неотвязно сопровождали канадцев. Правда, Филу не пришло в голову, что он и на арене Лужников, куда, с точки зрения канадцев, лили слишком много воды, отчего лед был мягковат, бился в основном с офицерами Советской армии в лице 13 игроков ЦСКА и СКА. И, находясь в Канаде, офицеры вслед за «Песнярами» с чистым сердцем могли бы спеть песню Баснера – Матусовского: «Мы трудную службу сегодня несем, вдали от России, вдали от России…»

На самом деле войну с канадской сборной вел КГБ. Ни руководство страны, ни спортивные чиновники не были заинтересованы в том, чтобы какие-то персонажи звонили в четыре часа утра в номера канадских хоккеистов и многозначительно молчали в трубку. Однажды тот же Эспозито не просто вырвал шнур из розетки, а оторвал его от трубки. Так что вы думаете? Доблестные бойцы невидимого фронта устроили ремонт телефона прямо в холодное утро 20-х чисел сентября 1972 года.

Эспо утверждал, что богатые запасы пива, кока-колы и еды, которыми канадцы затарились в Швеции, были загадочным образом кем-то уполовинены. У многих хоккеистом страх перед КГБ трансформировался в манию преследования. Им везде мерещились жучки. Кто-то из игроков (одни называют Фрэнка Маховлича, Эспозито с Кэшменом взяли эту историю на себя, хотя это были точно не они), обнаружив на полу гостиничного номера загадочные болты, отвинтил их, что привело к падению люстры в ресторане. Хорошо, что время было позднее и осколки никого не убили. Зато канадцы попали на 3850 тогдашних американских долларов.

Хоккеисты постоянно голодали, им не нравилась еда в «Интуристе» на улице Горького, где разместили сборную Канады. Однажды они потратили несколько часов на поиски китайского ресторана, которого, естественно, в Москве не было – это так подшутил над своими товарищами Стэплтон. В другой раз неутомимый Эспозито подкупил портье и, получив ключ от номера Алана Иглсона, украл у него из холодильника индейку.

Ненависть канадцев к советскому режиму уже заранее подогрело то обстоятельство, что еще во время пребывания энхаэловцев в Швеции они получили требование Москвы отказаться от пребывания в «Интуристе» жен и подруг. Тогда было принято коллективное решение не ехать в СССР доигрывать оставшиеся четыре матча. Игроки были поддержаны тренерами и Иглсоном: канадцам, которые не привыкли к монашеско-казарменному стилю жизни советских спортсменов, которых тренеры месяцами держали на базах (после чего удивлялись тому, что хоккеисты при первой возможности начинают пить, как извозчики), этот неожиданный организационный фортель Советов показался оскорбительным. Испугавшись скандала, советская сторона разрешила пребывание в Москве подруг хоккеистов. Жаль, что сейчас невозможно проникнуть в кухню принятия этих решений, но установить столь нелепые правила, ограничив канадцев в женских ласках, могли только последователи железного Феликса. Возможно, они думали, что секрет успеха канадского хоккея – в сексуальной невоздержанности. При этом, надо сказать, что те хоккеисты, которые не были обременены женами и невестами, превосходным образом воспользовались в «Интуристе» услугами «интердевочек». Вероятно, искали на них «жучков»…

Менее подверженные страхам перед спецслужбами хоккеисты вроде Кена Драйдена и его жены Линды мирно знакомились с достопримечательностями столицы. Гарри Синден был вполне доволен приемом и отлично обустроенными тремя раздевалками с минералкой, яблоками и грейпфрутами – символами советского номенклатурного великолепия. Но миролюбивый настрой был ему свойствен только до первой игры. Если не считать, конечно, того, что после поражения в матче 22 сентября, когда канадцы были поставлены перед задачей выиграть все оставшиеся три игры, чтобы спасти репутацию канадского хоккея, страны Канады и в ее лице всего западного мира, он не явился на послематчевую пресс-конференцию и швырнул в стену раздевалки заготовленную для него чашку кофе.

То, что происходило потом, иначе как войной назвать было нельзя. «Это уже были не две команды. Это были два образа жизни, которые боролись за то, чтобы доказать свое превосходство». Фил Эспозито, не обладая утонченностью и дипломатичностью Кена Драйдена, снова попал в точку.

Хотя… Хотя перед первым московским матчем в пятницу 22 сентября 1972 года в 19:30 минут именно он разрядил атмосферу холодной войны. Поскользнувшись на стебле врученного ему при представлении игроков цветка, он свалился, как сам выразился, «на задницу», высоко и театрально задрав ноги. Смех публики, среди которой было 3000 канадских болельщиков, на этот раз по-настоящему поддерживавших свою команду, перешел в овацию, когда канадский итальянец с комическим выражением лица встал на коньки и изысканно поклонился публике. Позже он утверждал, что встретился глазами с Брежневым и послал этому неулыбчивому бровастому изваянию воздушный поцелуй. Возможно, Эспо приврал, как когда-то утверждал, что показал обидевшей его канадской аудитории в Ванкувере язык. А может, сказал правду…

В это время на застуженных просторах Лужников горько рыдала канадка, сдуру продавшая за 80 рублей билеты на первую игру в Москве. За билеты на топовые хоккейные матчи в Советском Союзе болельщики готовы были отдать последние штаны. Я и сам помню, как некий мужчина интеллигентного вида с бородкой предлагал мне за билет на матч приза «Известий» СССР – ЧССР «любые деньги». Мне же и в голову не приходило торговаться. Причем здесь деньги?! Эти матчи просто не имели цены.

Атмосфера была до такой степени накаленной, что в команде Канады появились первые дезертиры. Гарри Синден был в ярости – он воспринимал это уже как предательство интересов даже не команды, а страны. Вик Хэдфилд, Рик Мартин и Джош Гувремон собирали вещи, чтобы отправиться на родину. «Эти игроки решили уйти прежде, чем закатится звезда канадского хоккея», - язвительно заметил Синден. После поражения в первой игре отпросится в Канаду и Жильбер Перро, который, вообще говоря, неплохо отыграет этот матч. Другим и в голову не приходило бросить команду, даже если они осознавали, что их вряд ли выпустят на лед. Кен Драйден был уверен, что после его провалов в канадской части Серии, его не то что не поставят в ворота, а даже не будут заявлять на матчи, тем более что Эд Джонстон неплохо себя показал в Швеции. И тем не менее был оскорблен, когда кто-то спросил у него, не собирается ли он присоединиться к беглецам. Совсем молодой тогда Марсель Дионн не сыграл ни в одном матче, но оставался с командой. Потом его ждала блестящая карьера и много игр с Советами. Особенно он будет восхищаться мастерством советского форварда Хельмута Балдериса…

Но 21-го числа все еще было относительно мирно. На тренировке Тарасов и Третьяк куртуазно общались с Аланом Иглсоном и Жаном Беливо, многолетним лидером Canadiens, который, увы, закончил карьеру годом раньше, приведя команду к еще одному Кубку Стэнли. «Я слышал о вас», - вежливо сказал Третьяк легенде канадского хоккея. Тот усмехнулся: «Я о вас тоже». Иглсон приглашал советского вратаря провести время в летнем тренировочном лагере Бобби Орра, наш голкипер, не будь дураком, как бы в шутку спросил, оплатит ли канадская сторона пребывание в Канаде его жене. Иглсон заметил, что у Третьяка повадки настоящего профессионала: «В следующий раз вы спросите меня о пенсионном обеспечении».

Вечером того же дня канадцы побывали в цирке на проспекте Вернадского. Потом они устроят советской сборной такой цирк, что мало не покажется…

Официальный советский пресс-центр «международных товарищеских хоккейных матчей сборных Канады и СССР» в своей листовке весьма здраво констатировал: «…советские хоккеисты могут немало позаимствовать из спортивного арсенала канадцев, тем более, что в конце сентября сборная Канады, по-видимому, предстанет в ином качестве: хоккеисты достигнут лучшей спортивной формы… надо прямо сказать: наших хоккеистов ждут нелегкие матчи».

Автор этого произведения как в воду глядел.

                              

Самая обыкновенная картонка с наклеенными на нее совершенно жуткими рожами канадских профессионалов, напоминавшими физиономии со стендов «Их разыскивает милиция», и перевранными фамилиями – смутный объект желания советского болельщика. У меня была такая картонка, и я хранил ее как настоящую драгоценность. И сохранил до сегодняшнего дня наряду с многочисленными хоккейными календарями-справочниками, самый (драго)ценный из которых – за сезон 1972 – 1973 годов. Почему-то помню до сих пор наизусть начало одного из очерков: «Абонент ответил сразу: «Дежурный по Центральному спортивному клубу армии младший лейтенант Лутченко слушает…» О, как бы я хотел быть таким дежурным и впитывать ноздрями запах арены ЦСКА, скользкий лед которой я однажды все-таки апробировал… Впрочем, это другая история…

…Откуда наши умельцы нарыли эти фотографии, где далеко не все хоккеисты похожи на себя – загадка. Но это было не важно. Гораздо более важной казалась звукопись канадских фамилий.

Во время представления хоккеистов вечером 22 сентября советский диктор перевирал фамилии канадских игроков столь же комично, как канадцы – фамилии наших хоккеистов. Организационная «мощь» советской стороны явила себя наиболее эксцентрическим образом – никому и не пришло в голову пригласить знатоков английского и французского языков, ну хотя бы из профильных академических институтов или МИДа или из ЦК, в конце концов. Ну что за Пауль Хендерсон? Или Жан-Пауль Паризе? Или МахАвлич? Наслушавшись этих объявлений, Бобби Кларк, казалось, с трепетом ожидал, как назовут его и почти незаметно неодобрительно покачивал головой – но имя и фамилию потомственного пролетария из шахтерского городка Флин Флон, Манитоба, диктор произнес правильно.

Странным образом это было проникновение за пределы железного занавеса. Просто сам процесс произнесения фамилий и наблюдения за лучшими канадскими игроками. Что уж говорить о некогда девственных бортах ледового дворца – сейчас на них красовалась реклама загадочных брендов: Gillette, Electrolux, Hitachi… Ну и присутствовали здесь дорогие сердцу каждого практикующего дворовый хоккей мальчишки три веселых буквы - CCM: лучшие хоккеисты мира щеголяли в шлемах этой канадской фирмы, с 1905 года производившей хоккейную экипировку.

В железном занавесе была проделана большая дыра – одним фактом появления канадцев в России.

Хоккеисты вежливо обменялись вымпелами и началась игра. В составе канадцев отсутствовал по причине травмы монреалец Серж Савар (естественно, обозначенный на картонке как Савард), партнер Ги Лапуана (его присобачить к картонке забыли, зато поместили Бобби Орра, который из-за операции на мениске все-таки не смог участвовать и во второй части Серии). Советские тренеры дозаявили спартаковца Александра Мартынюка, который, правда, сыграл не слишком выразительно в спартаковской тройке, и всего одну игру. Точно так же выпустили один раз Старшинова в игре номер 2 – и больше ветеран на площадке не появлялся. Это свидетельствовало то ли о готовности Боброва и Кулагина к экспериментам, то ли о мучительных и не всегда удачных попытках нащупать оптимальную конфигурацию состава. В первой московской игре участвовал Анисин, но без своих партнеров по «Крыльям» - его присоединяли время от времени вместо Мартынюка к Якушеву и Шадрину. А отсутствие тройки-лидера – периодическая смена партнеров у Михайлова и Петрова (притом, что пятая игра был одной из лучших для их более или менее постоянного «левофлангового» Блинова), Якушева и Шадрина, не слишком оправдавшее себя сочетание Викулов – Мальцев – Харламов, прекрасно срабатывавшее на чемпионате мира и Олимпиаде -72, - сказалось уже в первой московской игре. Хотя опять-таки именно Викулов, как и Блинов, блеснул великолепным голом 22 сентября. Голом, который, как ошибочно считалось, гарантировал победу команде СССР в Серии.

Вообще говоря, многие звезды тогдашней сборной не нашли себя в играх с канадцами – то есть при столкновении с хоккеем иного типа. И какие звезды! Ладно Вячеслав Старшинов, сыгравший бесцветно одну игру: он уже имел право постепенно сходить со сцены «по возрасту» - 32 года. После Суперсерии этот центрфорвард, забивавший больше всех в советском хоккее, игравший в сборной с 1961 года, ее капитан с 1969 по 1971 год, стал старшим тренером «Спартака», а затем тренировал японцев. Характерно, что в сезоне 1978 года он неожиданно вернулся в большой хоккей, в тот же родной для него «Спартак» и забросил свою 400-ю шайбу в чемпионатах страны (всего их было 404, к 1980-му году Старшинова обошел только Борис Михайлов с 423 шайбами). Но вот, например, Владимир Викулов, на шесть лет младше Старшинова. Он сыграл в Суперсерии 6 матчей с Мальцевым и Харламовым, причем не очень ярко, хотя и забросил, как мы уже заметили, два хороших гола. Но ведь в том же 1972 году он был лучшим снайпером сборной и вообще всего чемпионата мира в Праге по числу заброшенных шайб (по набранным очкам первым был Александр Мальцев, что тоже характерно – в Суперсерии он не забросил ни одного гола, хотя пять раз ассистировал). На том же чемпионате мира–1972 тройка Викулов – Мальцев – Харламов была признана лучшей, как тройка Викулов – Мальцев – Фирсов в 1969-м, когда еще не разлученные Тарасовым Михайлов – Петров – Харламов только дебютировали в составе сборной СССР. При этом в чемпионате страны 1971-1972 Викулов забросил больше всех шайб – 34, а вместе с партнерами по тройке Фирсовым и Харламовым, самой результативной в том сезоне, получалось 78 шайб. Еще более яркий пример «потерявшегося» игрока – Александр Мальцев, всеми признанная звезда мирового уровня, лучший бомбардир и лучший нападающий чемпионата мира 1970 года, лучший нападающий чемпионата мира 1972 года, набравший наибольшее число очков по системе гол+пас.

Просто с канадцами у этих великолепных игроков были «стилистические разногласия», впечатлить и по-настоящему обмануть стену их четкой и грубой обороны мог из этой звездной тройки только Харламов. А вот Петров и Михайлов были адекватны канадскому стилю. Но как раз по иронии тренерских стереотипов им-то и недоставало Харламова, который наверняка сыграл бы ярче и результативнее вместе со своими любимыми партнерами, не вписавшимися в тарасовские тактические схемы, подхваченные Всеволодом Бобровым и Николаем Пучковым на чемпионате мира – 1972 и Бобровым и Кулагиным в Суперсерии. Старший тренер сборной СССР поправил ситуацию, восстановив в декабре 1972 года на розыгрыше приза «Известий» тройку Михайлов – Петров – Харламов (тогда же снова расцвел Мальцев, забросивший больше всех шайб). Спустя несколько месяцев на чемпионате мира 1973 года в Москве Михайлов – Петров – Харламов забросили 43 шайбы, а вместе с коллегами по пятерке защитниками Валерием Васильевым и Александром Гусевым – 57 шайб. При этом в ЦСКА члены первой тройки сборной в то время по-прежнему были разлучены и воссоединились только тогда, когда в 1974 году старшим тренером армейцев вместо Анатолия Тарасова стал Константин Локтев.

Пути хоккейные неисповедимы, как и мимолетные ошибки и феерические находки великого Тарасова. Что было бы, если бы в один прекрасный день Борис Кулагин не вернул в Москву 19-летнего Валерия Харламова, сосланного Анатолием Тарасовым, не любившим невысоких хоккеистов и снисходительно называвшим его «Коньком-Горбунком», в «фарм-клуб» третьего дивизиона «Звезда» (Чебаркуль)? (Оттуда же, из этой команды Уральского военного округа, вернули и тут же поставили в основной состав и нарушителя спортивного режима Александра Гусева, ставшего одним из лучших советских защитников.) Или если бы Тарасов не возился с Третьяком, настояв на том, чтобы в декабре 1969 года 17-летний вратарь оказался в сборной страны? Мировой хоккей оказался бы более скучным и пресным. Как миниум…

Начало первого периода было за хозяевами площадки, что естественно: это все-таки советская территория. Да и явным образом ставилась задача с самого начала смять, обескуражить гостей. То есть канадцы и русские поменялись ролями. Третьяк по-настоящему вступил в игру лишь спустя почти десять минут после начала матча. Харламов на родном льду «возил» оборону канадцев, как хотел. Но ближе к середине первого периода стало очевидным, что хоккеисты сборной Канады – уже другие. Они изменили тактику, уверенно играли в защите, а наши, напротив, словно бы переняли у своих соперников жесткий стиль игры, готовность к силовой борьбе, чаще бросали по воротам без подготовки.

«В середине периода Перро сделал невероятный прорыв, обойдя их лучшего защитника Лутченко, которого было совершенно невозможно обмануть в Канаде», - вспоминал Гарри Синден. После прорыва Жильбера Перро и его голевой передачи Жану-Полю Паризе ход встречи изменился и канадцы, подогреваемые на этот раз доброжелательной группой поддержки, перекрикивавшей вяловатых советских болельщиков: «Go, Canada, go!», заиграли так, словно бы всю жизнь гоняли по арене Лужников. Создавалось впечатление, что на советских хоккеистов давил груз ответственности – как они могли уступить первую игру, вообще играть хуже на своей территории, да еще на глазах у генерального секретаря!

В результате второй период обернулся для сборной СССР кошмаром. Связка Хендерсон – Кларк проявила свою фантастическую силу, которая еще не раз создаст проблемы советской сборной во второй части Суперсерии. Вторую шайбу забросил Кларк. Правда, его очевидным образом проглядели и Цыганков, и Рагулин – заслуженный ветеран выглядел, как неповоротливая баржа. Третья шайба была на счету Хендерсона. 3:0 – что скажет Леонид Ильич? Несмотря на частые удаления и едва сдерживаемые симпатии судей к советской сборной, канадцы полностью доминировали на арене, были заряжены на победу. И очень хорош был Тони Эспозито, игравший так хладнокровно, как если бы его фамилия была Третьяк. В конце периода Пол Хендерсон неудачно упал в советской зоне (или его зацепил Мальцев, когда канадец почти вышел один на один с нашим вратарем) и со всего маху ударился спиной о борт. Казалось, будущий автор последнего победного гола Канады в восьмой игре вышел из строя, но нет – обошлось.

В третьем периоде ситуация волшебным образом изменилась. «Ни разу в жизни я не чувствовал себя так беспомощно, как в тот вечер во время третьего периода», - признавался Синден. Казалось, канадцы очень устали: сработал «синдром озера Эри», большой площадки и высокого темпа игры. Наши во всяком случае выглядели гораздо свежее.

На четвертой минуте после отменного паса Петрова шайбу забросил Блинов. Тот самый хоккеист, который выполнял ролевую функцию Харламова в разлученной тройке. Его спортивная биография, в целом вполне благополучная, после Суперсерии как-то начнет постепенно сходить на нет. Хотя это был очень талантливый игрок, «уведенный» Тарасовым из футбола – Блинов играл за сборную Москвы и, по утверждению Боброва, мог попасть в «основу» футбольного ЦСКА. (Точно так же когда-то Тарасов перевел из футбола в хоккей талантливого форварда Виктора Полупанова.) В 1972 году он получит медаль «За трудовую доблесть», продолжит играть за ЦСКА, войдет в декабре в состав сборной в турнире на приз «Известий» и завоюет вместе с товарищами по команде каменный цветок из уральских самоцветов. Но уже в 1973 году его не будет в сборной, которая триумфально победит на чемпионате мира в Москве. В тройке с Петровым и Михайловым ему все-таки было неуютно, и он чуть ли не сам попросил Локтева вернуть Харламова в знаменитое звено. Хотя, разумеется, Локтев и так собирался это сделать. Карьера его закончится в «Кристалле» (Саратов) и в липецком СКА…

После очередного гола Хендерсона с подачи Кларка счет стал 4:1 и, казалось, уже ничто не может изменить ход встречи. Однако ее тональность резко изменилась. Разыгрался Мальцев, задвигалось спартаковское звено, усиленное Анисиным – он сам забросил шайбу и ассистировал Шадрину. Прекрасные голы записали на свой счет Гусев и Викулов (с подачи Харламова). И хотя соотношение бросков в третьем периоде было 11 (СССР) против 12 (Канада), создавалось полное впечатление, что канадцев задавили.

Викуловская шайба подчеркнула превосходную обводку и голевое чутье этого форварда, которые были несколько приглушены жесткостью канадской обороны. Этому молчаливому и сдержанному хоккеисту была уготовлена очень долгая карьера: в ЦСКА он начал еще в 1964-м 18-летним юношей, а в 1965-м уже играл в сборной. Тройка Викулов – Полупанов - Фирсов была ключевой и в сборной, и в ЦСКА. Правда, в 1969-м в сборной СССР на месте центрфорварда в этом звене сборной уже играл Мальцев: Виктор Полупанов был отчислен из ЦСКА за нарушения спортивного режима, причем не как-нибудь, а «судом офицерской чести», и на этом его карьера практически была закончена. Викулов не отличался подобного рода нарушениями, и его карьера была ровной. Кто еще мог похвастаться такими партнерами, как Фирсов, Мальцев, Харламов, а ближе к концу карьеры - ветеранской опекой над блистательным и взрывным Борисом Александровым и чем-то напоминавшим Якушева Виктором Жлуктовым. В сборной Викулов играл до 1977-го, в чемпионате страны – до 1979-го (заканчивал в СКА (Ленинград). К 1972-му он уже был шестикратным чемпионом мира, получил и орден «Знак почета», весьма значимый в иерархии государственных наград. Но получилось так, что после окончания карьеры Викулов запил, как это бывало со многими хоккеистами, психологически тяжело переживавшими уход из большого спорта: от славы – к неустроенности и поискам работы. Хоккеистам ЦСКА по крайней мере была гарантирована военная пенсия, но, тем не менее, сколько-нибудь беспроблемной могла быть жизнь только звезд первой величины.

Подобного рода классическая история рассказана в культовом фильме «Москва слезам не верит», снятом в 1979 году. Кто не помнит образ хоккеиста Сергея Гурина, мужа Людмилы, которого сыграл Александр Фатюшин: герой картины не выдержал бремени славы и в результате обрел благодарную публику в пивных. Это судьба «типического героя в типических обстоятельствах», хотя многие все-таки в результате находили себя в околохоккейной среде или на тренерской работе, пусть и с мальчишками…

А тогда, 22 сентября 1972 года, гол Викулова почти гарантировал победу сборной СССР в Серии. Не зря форвард под номером 18 участвовал в символическом вбрасывании с Филом Эспозито перед самой первой игрой в Монреале…

Под конец пятой встречи то ли случайно, то ли по замыслу тренеров Харламов оказался на площадке вместе с Михайловым и Петровым. И тут же возник опасный момент. Самый яркий российский форвард безумно раздражал канадцев. Возможно, тогда-то и возник замысел вывести его из строя.

«В нашей раздевалке стояла гробовая тишина. Состояние у всех было подавленное. Как это могло произойти? Фил Эспозито оглянулся на меня и сказал, что ему это напоминает решающую игру Кубка Стэнли 1971 года между Бостоном и Монреалем, когда, забросив пять шайб в третьем периоде, канадцы победили со счетом 7: 5. Все были расстроены. Еще бы, всего полчаса назад мы были полны энтузиазма, а сейчас проигрываем серию со счетом 1: 3, имея впереди весьма сомнительную перспективу выиграть три оставшиеся встречи, а с ними и всю серию».

Синден начал подготовку к шестой игре. На карту было поставлено все. Он и не думал сдаваться.

Продолжение следует…